Неразрывная связь текста с отражающей его мелодией, естественно, приводит к мысли о гласовой непреложности. Обстоятельное исследование всех гласовых песнопений приводит нас к следующему заключению: всякое богослужебное песнопение, созданное в лоне Православной Церкви и имеющее гласовое надписание, может быть исполнено только на тот глас, которым оно надписано и указано Уставом в данном случае. Песнопения, заимствованные из Псалтири и других книг Священного Писания, исполняются или по способу стихословия (псалмодия с некоторым мелодическим украшением), как, например, песни Священного Писания, или на глас, указанный Уставом, или же на глас тех песнопений, которым они предшествуют. Так, Господи воззвах, Бог Господь, Аллилуийа поются на все гласы, в зависимости от связанных с ними последующих песнопений.

Гласовая принадлежность песнопений, не имеющих гласового надписания, должна определяться по их знаменной мелодии, помещенной вместе с текстом этих песнопений в крюковых и нотных книгах. Знаменная мелодия в этих случаях является неписанным признаком осмогласия.

Всякое песнопение, имеющее в Уставе гласовое надписание, поется только на указанный глас. В результате изучения всех богослужебных песнопений мы находим очень незначительное количество отступлений от этого правила. Так, например, Богородичен Октоиха Плод чрева твоего исполнение закона положен и в седьмом, и в восьмом гласе. Дева родила еси неискусобрачная в антифонах Последования Страстей Господних положен на 8-й глас, а в чине малого освящения воды - на 6-й глас. Ирмос 3-й песни Утвердися сердце мое значится и в ирмосах 7-го и в ирмосах 8-го гласа. Ирмос Сущим в пещи положен и в 1-м и в 7-м гласах. Прокимен Помяну имя Твое в Триоди Постной (в понедельник 3-й седмицы на 6-м часе ) и Цветной (Светлая седмица) надписан 6-м гласом, а на утрени Богородичных праздников - четвертым. Такое же разногласие можно наблюдать и в отношении прокимнов Честна пред Господем, Восхвалятся преподобнии, Господь воцарися и Взыде Господь, употребляемых Уставом в качестве аллилуиариев с другими гласовыми надписаниями. Вот и все разногласия: кроме приведенных (их можно объяснить случайными ошибками), нище в богослужебных книгах подобного рода разногласий не встречается. Во всяком случае, эти немногие разногласия не дают основания для произвольного изменения гласовых мелодий, указанных Уставом.

Церковно-богослужебный Устав, как уже говорилось, распределяет песнопения по гласам согласно содержанию их текста. Исследователи знаменного распева этим вопросом почти не занимались, пигому что они изучали, главным образом, мелодию, а при таком подходе сравнительная характеристика гласов сопряжена с большими трудностями. Впервые с этими трудностями столкнулся профессор М.Скабалланович, взявший на себя нелегкую задачу - создать первый Толковый типикон. "Каждый из гласов, - говорит он, - имеет свой музыкальный колорит, трудно определяемый словами, как и вообще трудна интерпретация того или другого характера музыки. И это тем более, что самые напевы для гласа не есть что-либо твердо установившееся, но терпели и терпят различные видоизменения. Кроме того, напевы одного и того же гласа не одинаковы для стихир, тропарей, канонов и прокимнов. Тем не менее, музыкальная основа в этих разных вариациях гласа и теперь одна и та же... Посему возможна некоторая характеристика гласов. Такая характеристика составлена западными средневековыми теоретиками церковной музыки для римско-католических гласов, и по однородности музыкального построения осмогласии нашего и западного, основанного на свойствах древнегреческого тетрахорда, приложима и к нашим гласам" [2.33, 109]. Из приведенных слов видно, что исследователь или не знал вообще основной (знаменной) мелодии нашего осмогласия, или предпочитал ей практический шаблон, бытовавший в приходских церквах его времени.

Послушно следуя старой избитой теории в вопросах происхождения и устройства осмогласия, Скабалланович не мог найти другого выхода из положения, кроме обращения к "западным теоретикам католической церковной музыки", строившим свои домыслы на основе той же древнегреческой системы.

Что же могут дать нам, чадам Русской Православной Церкви, эти католические характеристики эллинских ладов, однородных с нашими гласами, по мнению профессора Скабаллановича? Характеристика, составленная Скабаллановичем на основании трудов западных исследователей, говорит сама за себя, поэтому для большей наглядности приводим ее полностью. "Первый глас более других прост, важен и величествен. Дорийский напев, лежащий в его основе, Платон и Аристотель предпочитают другим. Он употреблялся для торжественных громогласных гимнов, направленных к смягчению гнева богов. Этот лад считался "вождем" хорошей жизни. По Атенею, он практиковался для воспитания юношей. Пифагорийцы воодушевляли им себя глубоким утром. Птоломей сравнивает дорийский напев с Солнцем: он возвышен, лишен неги. Второй глас - лидийский напев, соответствует сангвиническому темпераменту: порождает кротость, благосклонность, приятность. Он усладителен, дышит удовольствием и употребляется при плясках. По Кассиодору, он отгоняет излишние заботы и отчаяние и утешает печальных. Лежащий в основе третьего гласа фригийский лад сравнивается с морем: он бурный, возбуждающий, вызывающий негодование; им одушевлялись в битве. Сильный и острый, глубоко захватывающий душу, он заключает большие скачки в своем движении и отвечает вкусу людей порывистых, стремительных, гневных, холериков; он ищет слов резких, воинственных. Платон и Аристотель предпочитали его, вместе с дорическим напевом, другим, но запрещали его юношам, ввиду его страстности. В основе четвертого гласа лежит миксолидийский напев. Иные его называют Лакрийским. Он оказывает двоякое действие - то возбуждает к радости, то вдруг внушает печаль; он употреблялся древними в трагедиях, за то что внушал и в то же время имел некоторую долю возбуждения и приятности; своей цельностью и связностью он сообщает особый покой душе. Он выше других напевов своими тихими и приятными переходами. Отягченным мирскими заботами он внушает стремление к небесному, будит отупевший ум и более других напевов выражает действие на нас благодати Духа Святого. Другие четыре гласа - косвенны первым, то есть, противоположны им. Пятый глас имеет в основе гиподорийский напев, который, в противоположность дорийскому, навевал как бы сон, почему пифагорийцы употребляли его вечером для укрощения забот; он отвечает вкусу вялых, грустных и несчастных. Он успокаивает душевные волнения. Аристотель называет его величественным, постоянным и важным, и действие его сравнивает с действием на Землю Луны, влияющей на влажность. Он умоляет об избавлении от бедствий, позора и рабства. Шестой глас имеет в основе гиполидийский напев, выражающий чувства благочестия, преданности, человечности, любви, грусти и плача; но скорбь здесь не молящая, как в предыдущем напеве, а проистекающая от любви, преданности, привязанности... Он отличался пламенным и связным течением звуков. Седьмой глас имеет в основе гипофригийский напев, мягкий, трогательный, укрощающий и подавляющий желчность... ласкательный... Ему приписывалась даже некоторая льстивость, обманчивость... Он шел к Меркурию... им отзывали от битвы... он подходит к словам, выражающим увещание, ласку и убеждение. Восьмой глас - гипомиксолидийский лад, искусственно прибавленный, чтобы не лишить миксолидийский напев его косвенного напева - уподобляется своду небесному с его разнообразием звезд. Он не выражает одного какого-либо чувства, но безразличен к ним. Невыражаемое другими напевами можно передать этому, в чем он близок к первому гласу. Он медлительно приятен и представляет непоколебимость будущей славы. Он идет людям скромным, со способностью глубокого созерцания. Подходит к словам о вещах высоких, к молитвам о блаженстве, о небесном: в общем - это напев, достойный своего последнего места" [2.33, 109, 112]. Ясно, что здесь идет речь не о русском Православном осмогласии... Правда, несколько ниже автор делает оговорку, что "в церковных гласах неудобные особенности греческих напевов нашли смягчение и преобразование, очищены от всего греховного" [2.33, 112]; но от этого не многое изменится.

Об отношении наших гласов к эллинским ладам мы говорили уже не раз. Разногласие ученых в решении этого вопроса было замечено в свое время одним из позднейших исследователей нашего знаменного распева А.Никольским [2.24, 28]. В чем заключается "очищение от всего греховного" неудобных греческих особенностей, этого профессор Скабалланович не объясняет, да и объяснить трудно, при таком подходе к делу. И сам автор признает это, о чем предупреждает в самом начале приведенного нами рассуждения о гласах.

С. В. Смоленский приводит характеристику гласов, данную архимандритом Мартирием. Ее же мы находим дословно в одной из старых крюковых азбук. Эта характеристика будет ближе к истине, так как основана на знаменной (а не языческой) мелодии, поэтому мы приводим здесь и ее. "Первый глас - прямой, более других прост, но важен и величественен, способен настраивать душу к возвышенным чувствам. Второй глас есть глас нежный, трогательный, сладостный, располагающий к любви, умилению, состраданию. Третий глас - плавный, тихий, степенный, но вместе и твердый, мужественный, способный укрощать страсти, водворять внутренний мир. Четвертый - быстрый, торжественный, восхитительный, возбуждающий радость и веселие. Пятый глас, косвенный первого прямого - томный, унылый и, вместе, растворенный чувствованиями радостными: в некоторых местах возвышается до торжественности четвертого. Шестой глас, косвенный второго прямого - весьма печальный, способный расположить душу к сокрушению о грехах, но и пленительный, наполняющий душу благоговейным умилением. Седьмой глас, называемый у греков "тяжелым", - глас важный, мужественный, как бы воинственный, вдыхающий бодрость, мужество, упование. Восьмой - весьма поразительный и печальный, а в некоторых местах - как бы плачевный и выражающий великую скорбь души" [2.34, 49; ср. "Азбука певчая" рукописной библиотеки Кабинета церковной археологии Московской Духовной Академии, №516].

При всей краткости этой характеристики нельзя не признать ее достоинств: она с возможной точностью определяет влияние гласовой мелодии на душу. Она освещает одну лишь аскетическую сторону осмогласия. Но она опять-таки говорит о мелодии. Односторонность и неполнота и являются существенными ее недостатками.