"Предисловие откуду и от коего времени начася быти в нашей Рустей земли осмогласное пение..." - трактат XVII века, направленный на раскрытие национально-исторических основ знаменного пения, то есть профессиональной русской музыки.

Впервые опубликованное В. М. Ундольским, "Предисловие" в дальнейшем использовалось всеми, кто писал о русской музыке XVII века (Разумовский, Финдейзен, Ливанова, Бражников, Келдыш и многие другие). По смыслу своему "Предисловие", вероятно, предшествовало нотной (крюковой) азбуке, разъясняя происхождение знаменного пения, теория которого предлагалась азбукой. Однако в силу содержательности и законченности оно отделилось от азбуки, получило самостоятельное бытование и было включено в нотную книгу "Стихирарь", из которой его и извлек Ундольский[1]. В литературе известны еще две рукописи "Предисловия", хранящиеся в ГИМ[2] и в ГПБ[3]. Они вошли в состав литературных сборников, совсем отделившись и от азбук и от нотных песнопений.

В настоящей работе вводится в музыковедческий обиход еще одна, четвертая, рукопись "Предисловия", хранящаяся в Государственном архиве Ярославской области, № 704 (1043), л. 36-47об. (в дальнейшем Ярославская рукопись). Это единственный из четырех экземпляров "Предисловия", который, как нам представляется, воссоздает его первоначальную принадлежность к нотной (крюковой) азбуке.

По определению В. В. Лукьянова[4] и археографическим данным, она относится ко второй половине XIX столетия[5]. Несмотря на столь позднюю датировку, рукопись представляет большую ценность в силу ее неотрывности от крюковой азбуки, то есть того естественного бытования, которое, по-видимому, было ей присуще изначально, а также по точности текста, в некоторых оборотах и орфографии соответствующего, правда, стилистике XIX века ("русской" вместо "рустей", "прочих" вместо "протчих" и т. д.). Почерк рукописи - полуустав красивого начертания, с титлами и выносными буквами, без помарок и почти без ошибок и пропусков. Все это позволило приложить к нашей работе "Предисловие" по тексту Ярославской рукописи.

В дополнение к четырем рукописям полного текста "Предисловия" укажем также на фрагмент из его биографической части, совсем не вводившийся в научный обиход. Фрагмент начинается так: "Выписано из грамотки. Был на Москве Федор поп прозвище Христианин, славен и пети горазд", обрывается на словах: "да тот же Иван роспел богородичны и крестобогородичны минейныя...". Этот фрагмент записан в сборнике 30-х годов XVII века[6]. Его содержание особенно важно из-за ранней датировки по палеографическим признакам - 30-е годы XVII столетия. Это помогает уточнить время создания "Предисловия", которое Ундольский и Бражников относили к середине XVII века. То, что данный фрагмент находится в сборнике 30-х годов, позволяет отодвинуть датировку "Предисловия" лет на 20-25 к началу XVII века. Из текста трактата явствует, что автор общался с учениками Федора Крестьянина, по-видимому, уже не застав в живых его самого; Федор же Крестьянин был в полном здравии еще в 1607 году[7]. Отсюда можно заключить, что "Предисловие" написано, вероятно, во втором или третьем десятилетии XVII века. Дополнительным хронологическим ориентиром служит послесловие в печатном Апостоле 1621 года, к которому восходит заключительная формула "Предисловия"[8].

Как установил Б. Г. Смоляков, "Предисловие" имеет две редакции, текстуально значительно отличающиеся друг от друга. К первой, датировка которой предложена выше, относятся рукопись ЦГАДА, опубликованная Ундольским, и вновь вводимая в обиход Ярославская рукопись, ко второй - рукописи из собраний ГИМ и ГПБ. Вторую редакцию следует датировать концом 1640-х - началом 1650-х годов, так как в нее введены обширные выдержки из "Книги о вере", изданной в Москве в 1648 году. Кроме того, имеются в небольших разночтениях вставки о Киеве и киевском пении, что можно приписать знатоку и любителю украинского музыкального стиля, потрудившемуся над новой редакцией, если им не был сам автор "Предисловия". Разночтения, например, таковы:

Первая редакция...во всех греческих странах и в Палестине и во всех обителех...у многих грек спрашивали...[9];

Вторая редакция...во всех греческих странах и в Палестине и в Киеве и во всех тамошних великих обителех...со многими греки и с киевляны беседовахом...;

Однако обратимся к основной части содержания, совпадающего в обеих редакциях.

Как отмечалось, главная идея "Предисловия" - установить самобытность знаменного распева, подтвердив это подробным перечислением творческих работ русских распевщиков XVI - начала XVII века, не теряя связи с системой осмогласия, принятой во всей восточно-христианской церкви. О более ранних временах эпохи Киевской Руси автор не говорит, не имея о них точных сведений, как не имеем их и мы теперь, три с половиной века спустя, хотя никто не решится отрицать связи Киевской Руси с Византией в первоначальный период, с Х-XI века. Автор "Предисловия" правильно уловил основной процесс развития знаменного распева по мере разрастания христианизации Древней Руси от Киева на юго-западе к Новгороду на северо-западе, а далее на восток и север к Москве (Владимир и Суздаль не упомянуты, видимо, потому, что к XVII веку они потеряли свое былое значение).

В концепции автора "Предисловия" чувствуется определенное влияние круга известнейшего распевщика (композитора) Федора Крестьянина, вышедшего из новгородской школы и создавшего свою, московскую школу[10]. В сведениях о распевщиках автор "Предисловия" опирался на рассказы учеников Федора Крестьянина.

Чрезвычайно интригующие сведения приводит анонимный автор статьи "Церковное пение в Греции и России", ссылаясь на слова самого Федора Крестьянина, что он "знал только церковное, а не мирское пение"[11]. К сожалению, автор не указал источника, из которого он заимствовал подлинные выражения Крестьянина, поэтому проверить сообщение не представляется возможным. Тем не менее трудно представить, чтобы это было придумано, вероятно, рукописный источник все-таки существовал. Во всяком случае, осведомленность неизвестного автора в вопросах церковной музыки и ее истории производит хорошее впечатление. Федор Крестьянин до последних дней общался с учениками и сочинял мелодии. В нескольких записях неизвестного ученика Крестьянина рисуется исключительно теплая и творческая атмосфера общения старого мастера, когда-то служившего при дворе Ивана Грозного, со своими воспитанниками. Возможно, неизвестный автор статьи, приводя слова Крестьянина о мирских песнях, основывался на документе, выдержки из которого цитирует Н. П. Парфентьев:

"Я лета 7111 [1602-1603] вспрашивал Християнина, и он сказал: не пою-де мирскы [...]. Се Християнин пел, а я назнаменил"; "Сие ирмосы прибылныя взяты у Християнина, а писал он их сам на столпцы, и знамя наложил на них вновь в лето 7114 [1606] августа"; "7115 [1607] августа в 4 день, вторник, Християнин пел так учеником"[12].

В этих скупых словах на древнерусском языке, не вполне понятных современному человеку из-за устарелости грамматических форм, угадываются интересы, обсуждаемые проблемы, текущая работа кружка музыкантов в то бурное время воцарения и низложения Самозванца, польско-литовской интервенции. Какие "мирские" (светские) песни упоминаются в записи, мы не знаем, что подразумевалось под "прибылными ирмосами" неизвестно[13], но жизнь музыкантов, очевидно, протекала активно.

Окружение Федора Крестьянина нами описано не случайно - определенные разделы "Предисловия" составлены, как говорилось, со слов его учеников, которые передавали слова самого Крестьянина, да и "Предисловие" написано, вероятно, его последователем. Крестьянин находился в курсе идей Ивана Грозного о национальном русском государстве, и предлагаемая в "Предисловии" последовательность распространения христианства на Руси вполне согласуется со "Степенной книгой", составленной по указанию и при участии царя Ивана Грозного: Киев - Новгород - Москва.

Преемственность, историчность музыки - такова главная мысль "Предисловия". Об историчности его ясно свидетельствует отмеченный выше факт обращения автора к "Степенной книге царского родословия". Он цитирует то место "Степенной книги", где говорится о греческих певцах 1051 (или 1052) года, следовательно, он тщательно изучил ее, нашел нужное ему выражение о певцах, усвоил сообщаемые "Книгой" исторические сведения, тем не менее очень критичен по отношению к ней. Он полемизирует со "Степенной книгой", приводящей сведения о трех цареградских певцах, пришедших в Киев при Ярославе Мудром (1051) и научивших киевлян "ангелоподобному пению" - особенному (изрядному) осмогласию, "трисоставному" сладкогласию и прекрасному демественному. Автор "Предисловия" цитирует так: "В лето 6559-е [1051] приидоша из грек в киев три певцы искусны велми знаменному и трестрочному и прекрасному демественному пению, и от них разсеяся по всей русской земли..." И далее: "И откуду убо сим трием певцем взяти сие осмогласное пение знаменное?"[14] - спрашивает автор. Напомним, что "Степенная книга" хранилась "за семью печатями" в государственном хранилище, и автор должен был принадлежать к доверенным лицам, которым разрешалось иметь доступ к книгохранилищу. Круг общения и весь кругозор автора "Предисловия" очень широк и отражает высокую степень культуры своего времени. Прилагаемый текст "Предисловия" по Ярославской рукописи позволит читателю познакомиться непосредственно с подлинником.

Точно так же подверг сомнению греческое происхождение знаменного пения и анонимный автор "Сказания о осмостепенных пометах". Он, правда, не ссылается на "Степенную книгу" и заимствует свои сведения, может быть, из "Предисловия". Мысль его склоняется к утверждению самобытности знаменного пения: "Великия России сие знаменное единогласное пение преведено, мнози поведают, от Греческаго пения; нам же мнится сложено быти некоим слагателем от Грек или Славян по своему согласию"[15].

Факт прибытия в Киев трех византийских певцов зафиксирован в летописях[16]. Но в них не говорится о знаменном, троестрочном и демественном пении! По-видимому, автор "Степенной книги" к летописному свидетельству о трех греческих певцах добавил от себя эти выражения, исходя из практики XVI столетия. Иными словами, здесь даны сведения о существовавших в XVI веке видах церковного пения. Если термины знаменное и демественное встречались в летописях ранее, то троестрочное упоминается, пожалуй, впервые. Это позволяет предполагать появление троестрочия именно в XVI столетии, хотя нотные рукописи того времени неизвестны. Вероятно, тогда же установилась и терминология голосовых партий: верх, путь, низ, демество и, соответственно, амплуа певцов: вершник, путник, нижник, демественник.

Истоки и история знаменного пения столь сложны и многообразны, что автор "Предисловия", как и мы теперь, не мог свести их к факту появления трех греческих певцов. Его мысль заключается в том, что совершенствование знаменного пения достигнуто усилиями и работой многих поколений: "но егда начаша друг от друга учитися, тогда начат и пение множитися"[17].

Весьма важно, что автор "Предисловия" отмечает различия в пении в разных странах, придерживающихся православного вероисповедания. По его словам, он расспрашивал греков, бывших в Москве, слушал их пение ("мы, грешнии, у многих грек спрашивали и слыхали, как они поют"[18]) и установил несомненное несовпадение с русским знаменным пением: "во всех греческих странах и в Палестине, и во всех великих обителях пение отлично от нашего пения"[19]. Упоминание Палестины тут, вероятно, не случайно, так как в Москве часто бывали монахи и другие церковные лица из Афона, Иерусалима и прочих восточных стран за милостыней, на которую русские цари были очень щедры. Приезжие участвовали в отправлении службы в московских храмах, исполняя песнопения в собственных напевах. "Дворцовые разряды", "Выходы патриаршие" и другие документы эпохи пестрят сообщениями подобного рода[20]. Поэтому aвтор "Предисловия" вполне объективен, он ссылается на слышанные им напевы греков и других народов, придерживавшихся восточно-христианского (православного) вероисповедания. Он мог пользоваться и рассказами русских паломников, ходивших в "святую землю", если сам там не бывал.

Особого внимания заслуживает перечисление имен и указание произведений русских распевщиков (композиторов) XVI - начала XVII столетия - автор "Предисловия" последователен в приведении исторических сведений о распространении музыки на Руси. Музыки, конечно, относящейся к церковному обиходу, постепенно все более и более широко охватывающей весь ритуал службы и заменяющей чтение пением. Здесь выступают конкретные лица с их биографией, трудившиеся над композицией, устанавливается преемственность. Выделяются братья Савва и Василий Роговы, по происхождению карелы (кореляне). Савва, по-видимому старший из братьев, был учителем Федора Крестьянина, Ивана Носа, работавших потом при дворе Ивана Грозного, и Стефана Голыша, избравшего для своей деятельности Усолье (там же трудился и ученик Стефана Иван Лукошко, впоследствии, 1602-1621, архимандрит Рождественского монастыря во Владимире). Василий Рогов (в монашестве Варлаам) достиг одной из самых высших иерархических ступеней - сана архиепископа, а позднее (после установления патриаршества) и митрополита Ростовского. Сведения о его (значит, и Саввы) предках занесены во многие синодики - перечисления имен для поминовения усопших. Так, в синодике ГИМ род Варлаама начинается именем иерея Карпе, а далее записана инокиня Евфимия, - по-видимому, это и были родители Саввы и Василия Роговых[21]. Иначе говоря, если данное предположение справедливо, Роговы происходили из духовной семьи новгородцев, церковное пение им было знакомо с детства и слух их хранил многочисленные мелодии знаменного распева. Василий Рогов, как отмечает автор "Предисловия", "пети был горазд, знаменному и трестрочному и демественному пению был роспевщик и творец"[22]. Последние слова указывают, очевидно, на композиторское искусство Василия (Варлаама) Рогова. Оно складывалось по традициям новгородского пения.

В числе новгородских распевщиков "Предисловие" называет еще Маркела Безбородого, автора распева Псалтыри и канона Никите Новгородскому. Имя Маркела известно также по другим источникам, характеризующим литературные события XVI столетия. Вероятно, он относился к группе лиц из окружения новгородского архиепископа Макария, с 1542 года занявшего кафедру митрополита Московского и всея Руси и сотрудничавшего с Иваном Грозным в его культурных мероприятиях. Это: создание "Степенной книги" и Великих Миней четьих, организация книгопечатания и пр. Будучи в Новгороде (1526-1542), Макарий сплотил вокруг себя образованных культурных деятелей и, переехав в Москву, продолжал действовать в том же духе. Среди его сотрудников был и музыкант Маркел Безбородый, общее же число сотрудников было более десяти. Какие из них помогали Макарию в Новгороде, какие в Москве - не вполне ясно. Но Маркел Безбородый несомненно был в Новгороде - так сказано в "Предисловии".

Кроме Маркела в приведенном перечислении находим имя пресвитера Василия (в монашестве Варлаама). Чрезвычайно соблазнительно было бы признать в нем распевщика Рогова - совпадение имен побуждает к этому. Тем не менее от отождествления Василия (Варлаама) - сотрудника Макария и Василия (Варлаама) Рогова приходится, по-видимому, отказаться, потому что нет должного соответствия в годах. Когда родился Василий Рогов, мы не знаем, умер же он в 1603 году. Если предположить, что ему тогда было 80 лет, то год его рождения 1523; навряд ли девятнадцатилетний юноша (Макарий в 1542 переехал в Москву) мог сотрудничать с Макарием в Новгороде, о жизни же Василия в Москве нет никаких сведений.

Взлет музыкального искусства на Руси совпал со взлетом русского литературного творчества. Его сложный процесс и выдающиеся результаты позволили исследователю русской публицистики XVI века И.У.Будовницу поэтически назвать кружок Макария "Академией XVI века"[23]. В этом термине отразилась та высокая оценка, которую заслужил Макарий со своими сотрудниками. Именно "Предисловие" сообщает о творениях Маркела Безбородого и позволяет связать это имя с деятелями "Академии XVI века".

В pendant к этому термину мы можем назвать "Музыкальной академией XVI-XVII века" плеяду творцов, перечисленных в "Предисловии": Савва и Василий Роговы, Федор Крестьянин, Иван Нос, Стефан Голыш, Иван Лукошко, Маркел Безбородый, диакон из Твери. Их славные имена заслуживают широкой популяризации, а их творческое наследие, частью уже установленное советскими исследователями, - глубокого анализа.

Говоря о подъеме культуры на Руси в XVI - начале XVII века, мы должны ясно представлять себе закономерность этого явления. Русское государство, русское национальное самосознание к середине XVI столетия значительно укрепились, русские деятели культуры интенсивно работали над осмыслением исторического пути России, имевшего столь важные результаты, и над возвышением ее значения. Музыка вливается в этот поток не только в сфере церковного пения, но и в народном творчестве, которое создает исторические песни о взятии Казани и других событиях. Сам царь Иван Грозный выступает как автор музыкальных и литературных произведений[24]. Появление "Музыкальной академии" представляется исторически назревшим и необходимым, что и зафиксировало "Предисловие".

Таковы важнейшие импульсы, которые дало "Предисловие" - первое русское музыкально-историческое исследование безвестного автора, человека с широкими знаниями, патриота, трезво мыслящего и чуждого национальной ограниченности. Исключительное значение "Предисловия" требует дальнейшего вникания в его источники, в результате чего, может быть, удастся установить и имя автора.

Некоторым, возможно, покажется наивной историчность "Предисловия" и сообщаемые в нем сведения, но для начала XVII века и тем более для музыкальной сферы этого периода историзм "Предисловия" - несомненный прогресс в развитии русской мысли.

Вернемся к вновь найденной Ярославской рукописи.

Как уже отмечалось, ценнейшим ее качеством является нерасторжимость "Предисловия" с нотной азбукой. На это есть указание в одном из заключительных абзацев: "Такоже и о какизе, не безделна бо суть, ниже без ума замышлена" (л. 46 об.)[25]. Следующая часть рукописи названа "Имена знамени, како кое зовется и что толкуется" с перечислением: "параклит, послание духа святого от отца на апостолы. Змейца, заземная суетная славы отбег" и т.д. (л. 47 об.- 50). Из указания о "какизе" ("кокизе") и последующего перечисления не попевок, но знамен ("имена знамени") вытекает, что термин "кокиза" трактовался по-разному - как обозначения и знака (знамени), и попевки. Таким образом установившееся в современной теории знаменного распева однозначное толкование не совпадает с двойственностью в теории XVII века.

Это толкование многочисленных знамен было опубликовано еще Ундольским и часто встречается в рукописях XVII века, однако Ярославская рукопись единственная из ныне известных, в которой оно соединено с "Предисловием". Дальнейшим продолжением служит мелодизация буквенной славянской азбуки (аз, буки, веди, глаголь и т. д.), позволяющая ее петь. Совершенно очевидно, что это было сделано в единстве комплекса учебных работ - мелодия позволяла запомнить буквенную азбуку. Точно так же, как и толкования знамен, мелодизированная буквенная азбука записывалась в рукописях XVII века как самостоятельное "произведение"[26]. Приводим мелодию азбуки[27]:

(пример №1)

М. В. Бражников в книге "Древнерусская теория музыки" касается таких "роспетых азбук" и их задачи: "...Научить пению и одновременно помочь запоминанию самой обычной азбуки - славянского алфавита" (с. 293). Распространение подобных азбук, по Бражникову, началось в XVIII веке. Ярославская рукопись, Хотя и относится к XIX веку, воспроизводит комплекс азбук XVII столетия, и поэтому датировка Бражникова вряд ли правильна. Изучение славянской азбуки в XVIII веке было уже архаизмом, так как Петр ввел новый гражданский шрифт, да и сама знаменная мелодика перестала существовать в одноголосии. Поэтому нам представляется, что "роспетая азбука" принадлежит культуре XVII века, как один из приемов изучения знаменного распева. Аналогично тому тогда же произведена мелодизация виршей Тихона Макариевского, завершающих его "Ключ разумения" (об этом будет сказано ниже).

"Четвертая мудрость" ("Пятое художество") и "Предисловие откуду и от коего времени" представили музыку в новом свете. По-видимому, в русском обществе XVII столетия назрела потребность в широком освещении теории и истории музыки, все более и более завоевывавшей позиции в общественной жизни, потребность в обобщении пройденного исторического пути за шесть - семь столетий и раскрытия самобытных качеств русской мелодики, зафиксированных в многочисленных "азбуках" прежнего времени. Нашлись отечественные авторы, всем ходом развития русской музыки своего времени наставляемые на решение эстетических, теоретических и исторических проблем национальной музыки - опыт энциклопедических азбуковников, "Степенной книги" и нотных (крюковых) азбук давал им богатейший материал для осмысления. Так сложились "Сказание о седми свободных мудростех" и "Предисловие откуду и от коего времени". Русская мысль о музыке поднялась в них на новую ступень. Накануне перехода профессиональной русской музыки к партесному стилю открывалась перспектива неограниченного участия музыки в жизни общества со ссылками на благословение ее священными авторитетами и художественную практику многих столетий.

Исследователи находят все новые и новые документы деятельности Федора Крестьянина, Василия (Варлаама) Рогова, Ивана (Исаии) Лукошко и других отечественных музыкантов, продолжая начатое автором "Предисловия". Перспективы в этом отношении безграничны.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Ундольский В. Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1846, № 3. Ранее опубликовано частью в "Москвитянине", 1846, № 6. Ныне находится в ЦГАДА, ф. 181, № 600/1108.

[2] Собр. А. С. Уварова, № 1885/152, л. 155-164. Указана Леонидом в "Систематическом описании славяно-российских рукописей" этого собрания. М., 1834. С. 241.

[3] Собр. П. Д. Богданова. Q. I, № 1101. Указана И. А. Бычковым в каталоге этого собрания. Спб" 1893. Вып. 2. С. 279.

[4] Описание коллекции рукописей Государственного архива Ярославской области. Ярославль, 1957

[5] Подробную археографическую справку о Ярославской рукописи дал автору старший научный сотрудник ярославского областного архива В.Н.Козляков, которому автор выражает благодарность.

[6] ГБЛ, собр. Андронова, ф. 726, № 2, л. 423 423 об.

[7] См.: Парфентьев Н. Усольская школа в древнерусском певческом искусстве XVI-XVII вв. и произведения ее мастеров в памятниках письменности // Памятники литературы и общественной мысли эпохи феодализма. Новосибирск, 1985. С. 53.

[8] Об этом пишет Б. Г. Смоляков в статье: Две редакции "Предисловия..." - Памятники Отечества, 1980, № 1. С. 57.

[9] Ярославская рукопись, л. 38.

[10] Федору Крестьянину (Християнину) посвящен труд М. В. Бражникова: Федор Крестьянин. Стихиры. М., 1974.

[11] См.: "Рязанские епархиальные ведомости". 1870, № 23. С. 778.

[12] Цит. по статье: Парфентьев Н. Усольская школа в древнерусском певческом искусстве XVI-XV11 вв. и произведения ее мастеров в памятниках письменности. Указ. изд. С. 53.

[13] В описи нотной библиотеки царя Федора Алексеевича (1682) упоминаются "богородичны прибылые" - по-видимому, существовала разновидность песнопений "прибылые" ("прибылные"). См.: Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1976. М., 1977. С. 131.

[14] Ярославская рукопись, л. 37 об.- 38.

[15] Цит. по отд. оттиску работы: Сахаров И. Исследования о русском церковном песнопении. С. 48.

[16] В третьей Новгородской летописи под 6560 (1052) годом читаем: "И пришли трие певцы из Грек, с роды своими, в великий град Киев" (ПСРЛ. Спб., 1841. Т. III. С. 212). В Никоновской летописи текст таков: "Того же лета (6560) приидоша в Киев трие певцы от Грек с роды своими" (ПСРЛ Спб., 1862. Т. IX. С. 85).

[17] Ярославская рукопись, л. 44.

[18] Там же, л. 38.

[19] Там же, л. 38.

[20] Николаевский П. Из истории сношений России с Востоком в XVII веке// Христианское чтение, 1882, I. Приводим запись 2 мая 1625 года: у Государя были "греческие старцы от разных властей и архимариты розных монастырей" - Иерусалимского, Вифлеемского и других.- Дополнения к Дворцовым разрядам, собранные Иваном Забелиным // Чтения в Общ. истории и древностей российских, 1882. М., 1882. Кн. 1. Стл. 417. См. подобную запись от 20 июня 1626 года (стл. 448-449).

[21] ГИМ, собр. Уварова, № 777, л. 27 об. См.: Протопопов В. кантах по записям в синодиках XVI-XVII вв. // Памятники открытия. Л., 1986. С. 176.

[22] Ярославская рукопись, л. 45. Биографические сведения о Варлааме см.: Титов А. Ростовская иерархия. М., 1890.

[23] См.: Будовниц И. Русская публицистика XVI века. М., 1948.

[24] См.: Леонид. Стихиры, положенные на крюковые ноты. Творение Иоанна деспота российского // Памятники древней письменности и искусства. Спб., 1886. Лихачев Д. Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986. С. 361-367.

[25] Слово "какиза" ("кокиза") было искажено переписчиком "Предисловия" в рукописи ЦГАДА и записано "казика" (то же в публикации Ундольского) и породило систему рассуждений в упоминавшейся статье Б. Г. Смолякова: что такое "казика"? Автор обратился к словарю Даля, нашел там сходные: "казка", "казанье" и вывел заключение о родственности этих слов с "казикой". Все разъяснил текст Ярославской рукописи: в "Предисловии" речь идет о названиях крюков, тогда как принятое в литературе значение слова "какиза" ("кокиза") - название попевки, то есть определенного мелодического оборота, а не нотного знака.

[26] См.: ГБЛ, ф. 379, № 4, л. 2; № 6, л. 9 об.- 11; № 15, л. 53-53 об.

[27] Мелодия дана в нотолинейном изложении, выполненном Б. Г. Смоляковым, которому автор выражает благодарность.