Оутробою моею болезнуя зельне распалаюся и душею моею содрагаюся, зря посреде церкве росийския возрастшъ тернъ. От недобре смыслящихъ насажденный, въ красногласном пении. И всехъ верныхъ душы оубожающъ, от мала даже от велика, иереи же и монахи. И восхотехъ воздвигнути многоволненый оумъ мой къ сказанию, о томъ красногласномъ пении. Но не вемъ како начати, невежда бо есмь и поселянинъ. Точию воспомянухъ слово божественнаго апостола Павла, реченное к коринфомъ: Никто же можетъ положити иное основание паче лежащаго, еже есть иисусъ христосъ. Самого того христа бога моего во основание полагаю, слово реченное ко оучеником его: Не пецытеся како или что возглаголете, дастбося вамъ глаголати, не вы бо будете глаголющий, но духъ отца вашего глаголяй в васъ. Того азъ призвавъ божественнаго помощника, иже древле безумие валаамово безсловеснымъ осломъ обличавшаго. Дати и мне слово во отверзение оустъ моих, на обдавление нововыникшаго раздора церковнаго. Начну же з богомъ корень предлежащаго сада водружати, в слышащих сердца, еже есть сказание сими словесы: Слышах духа святаго глаголюща чрезъ оусты пророка давида: Пойте богу нашему пойте, пойте цареви нашему пойте, зане царь всей земли богъ, пойте разоумно. Слышите внятно чада церковная, оусыновлении благодатию крещения. Воспитании во страсе господни пищею негиблющею божественными писании. Внемлите прилежно еже глаголетъ духъ святый: повелеваетъ бо пети не просто, но разумно. Сииречь не шумомъ ниже оукрашениемъ гласа, но знати бо поемое самому поющему и послушающимъ того пения. Разумъ речей мощно бы ведати, а не точию гласъ украшати, о силе же глаголъ небрещи. Всяка бо прелесть и ересь привведена бысть житию от невнимания: зле же комуждо неведети вправе, но якоже восхоте и оумысли приятъ божественная писания. Да не како и мы на речи просто блюдуще божественных писании, самый же иже в нихъ сокровеный оумъ яве не сведяще, в различныя ереси и прелести поползнемся. Якоже видим мнози се пострадаша. Рече бо некто: Проклятъ всякъ творяи дело божие с небрежением. Велегласный же славий церковный павелъ апостолъ глаголетъ: хощу въ церкви пять слов оумомъ моимъ глаголати, да и ины пользую. Нежели тмы словесъ языкомъ, оуму же не последующу, ниже сведущу. Воспою же духомъ, воспою и оумомъ. Аще бо не благоразумно слово возглаголемъ, како оуразумеется глаголемое. Мы же поюще не токмо сами не внимаемъ, но и хотящимъ внимати невозможно: зане же и сами не знаемъ еже поемъ. Воздухъ бо точию наполняемъ крикомъ и вересканиемъ. А пользы ни единыя обретаем, но паче и вреждаемся. И исполняется на нас слово глаголющее: еже всегда оучимся, в разум же истинный не приходимъ. И того ради ко всякому слышащему слово божественное и не разумевающему, приходить лукавый и восхищаетъ всеянное въ сердцы его. В пении бо нашемъ точию гласъ оукрашаемъ, и знаменныя крюки брежемъ, а священныя речи, паче же высокая и страшная богословия до конца развращены, противу печатныхъ и письменыхъ древних и новыхъ книгъ. И не точию развращены, но и словеньскаго нашего языка в немже родихомся, и священным писаниямъ оучихомся, чюжи и не свойствены и сопротивны. Где бо обрящется во священном писании нашего природнаго словеньскаго диалекта сицевыя несогласныя речи: сопасо пожеру вомоне темено имой восенй волаеми иземи людёми сотуженоимо сонедаяй. И прочая таковыя странныя глаголы, ихъ же множества невозможно ныне подробну исчести, за невмещение краткаго писаниица сего.

[...] Ревностию оубо божественною разжигаемъ, не стерпехъ от соперника обличение, еже есть своя совесть. Видя несогласно паче же хульно бога славима симъ пениемъ. Боюжеся и сего еда како малое мое разоумение, преткновение будет немощнымъ в разуме. Аще бо кто видитъ мя и слышитъ имуща малейшую некую частку, разумъ священныхъ писании, и тому же нелепому ложному оучению последующа. Не совесть ли его немощна соуща созиждется по растлен-нымъ знаменнымъ книгамъ хвалословити бога: да не реку хулити. И погибнетъ немощный братъ в моемъ малейшем разоуме, его же ради христосъ оумре. Потщахся елико по силе моей разумъ техъ мудрецов показати, яко не бога ради, но тщия ради славы и своего чрева изобретоша сию разслабленную мудрость. Аще ли же комоу мнится глаголемое сие быти неправо, и онъ вопроси первосвященнаго апостола и по плоти брата божия иякова, и той покажетъ, сия есть премудрость, сиа глаголы, сими аще зависть горьку имате и рвение въ сердцахъ ваших, не хвалитеся не лжите на истинну: несть сиа премудрость свыше низходящая, но земная душевная бесовская, а не божия. Вонмемъ возлюбленнии, и оузрим мысленне, аще в сей мудрости несть зависти и рвениа ненависти и сребролюбия. Христосъ сынъ божий предвечная премудрость, посылая возлюбленныя ученики своя во всю вселенную, заповеда имъ оучение свое всемъ подати туне и независтне. Красногласнаго же пениа оучителие супротивно творятъ христову повелению; егда оубо они от кого оумолими боудуть, еже изъоучитися от нихъ тому ихъ красногласному пению, тогда емлютъ мзду велию и паче меры, и оучатъ пети по часомъ и по инымъ кратким оурочнымъ временемъ. Да аще кто и ничему не изъоучится оу нихъ, но они мзду емлютъ безмерную. А егда видятъ кого остроумна естествомъ и въскоре познавающа пение ихъ и знамя, тогда они исполньшеся зависти, сокрываютъ от оучениковъ своихъ древнихъ мастеровъ своихъ добрыя переводы. И оучатъ пети по перепорченым и не с прилежаниемъ. Того ради: дабы кто от оученикъ ихъ не былъ гораздое ихъ, точию бы онъ единъ славимъ былъ от человекъ паче всехъ. Да и межъ собою тыя краснопевцы оукоряющеся другъ друга поносятъ, себе же кождо величаетъ, и хваляся глаголетъ: Азъ есмь шайдуровъ оученикъ, а инъ хвалить лукошково оучение, а инъ же баскаковъ переводъ. А инъ дудкино пение, а инъ оусольский перевод, а инъ крестьянинов, а протчии протчихъ. А святый апостолъ павелъ не велитъ въ странная и различная оучениа прилагатися. Не хвалитъ же коринфянъ, творящихъ расколы и глаголющихъ: азъ оубо есмь павлов, азъ же аполлосовъ, азъ же кифинъ азъ же христовъ. Хвалящемуже ся повелеваетъ хвалитися о единомъ господе. А и техъ имиже сии певцы хвалятся, не сыскати, неведомо кто где былъ и в которое время. Аще и не в давные времена были, или по чьему повелению таковое пение замыслили: с совету ли святыя соборныя церкве, и наоучениемъ ли премудрыхъ некоторыхъ мужей. Книжное бо оучение аще и еллинами мужи изъобретеся, и в древние времена. Но церкви божией имена ихъ ведомы, от нихъ же мнози от святыхъ отецъ свидетельствуются. И всякъ оудобъ познати можетъ прочитаяй со вниманиемъ божественныя книги. Сему же знаменному нашему пению, и в немъ развращению речей, начало никтоже никакоже нигдеже можетъ обрести. Мнози бо от сихъ оучителей славнии, во дни наши на кабакахъ валяючись странными смертьми померли, и память ихъ погибла съ шумомъ.

[...] добре свидетельствуетъ премудрый мнихъ максимъ грекъ во едином от словесъ своихъ. Боюжеся азъ, да не како кто от недобресмыслящих прииметъ на мя во оуме от неразсоуждения нелепый помыслъ: якобы возбраняти ми еже не быти во святей божий церкви пению красногласному. Не буди то, сама бо душа наша подобна есть сладкогласнымъ гуслемъ, оумъ же доброму хитрецу красногласных пении. А языкъ бряцалу. А доброгласныя оустне струнам. О семъ бо и отрок иессеовъ бряцаяи в гусли предъ киотом древле повелеваетъ намъ хвалити бога во псалтыри и гуслехъ, во струнах со арганы. Мое же воспоминание вашему мудролюбию не о отвержении того пения, но о несогласии и о перепорченых речехъ во священномъ том пении.

[...] Како бы можемъ истину познати поюще знаменное пение, октаи или стихиры и праздники, господьскому празднику или святому коему, сопротивно печатныхъ книгъ и своея природныя речи. Егда канархистъ по печатной или по писмяной не по знамянной книге сказываетъ речи, а на крылосе стоячи поютъ иные речи. Много бо того бываетъ... В таковомъ несогласии станетъ, кабы разныхъ веръ канархистъ с поющими. И книга книгу оукоряетъ: еже не буди. Паче же кабы знаменная книга печатную справливаетъ, понеже певцы выслушавше речей оу канархиста, инако перепоютъ. Якоже паки поемъ во всяком пении нашемъ знаменномъ, вместо в нем вонеме, неведомо воняетъ что, неведомо воньмемъ. Въместо богъ бого, вместо исусъ исусо, въместо христосъ христосо. Въместо спасъ сопасо, вместо спасе спасе, а инде вместо спасе спасе. Въместо моуки муки, вместо буди будймъ. Вместо брани бранймъ. Вместо нёбо небо. Вместо имамы и мамы, а мамы глаголются от немотующих детей матери. Вся же сия оставляю разсуждению художнымъ грамматическаго разума. Азъ же точию реку еже поемъ: вместо от девы раждается, от девы раждаетеся. Вместо идетъ же ко крещению, идетеже ко крещению. Якоже ирмосъ 2-го гласа, песнь 3:

Крепость даяй царю нашему господь, и рогъ христа своего возносяи, от девы раждается идетъ же ко крещению, а по нашему знаменному пению станетъ, кабы некто некоторому народу сказываетъ, что будто они вси от девы раждаются. А идете же ко крещению, кабы некто всемъ намъ повелеваетъ снова креститися другимъ крещениемъ. Понеже крещены мы от младеньства во имя святыя троицы трема погружении, и исповедуемъ вси едино крещение во оставление греховъ. Таковыми смешными описми, паче же рещи плачевными, въ томъ своемъ пении, и неразоумнымъ языкомъ незнающимъ бога приидохомъ въ смехъ. Многа оубо и безчислена опись злая в знаменныхъ книгах: редко такий стих обрящется, который бы былъ не испорченъ в речахъ. Во всякомъ знаменномъ пении хотехъ всякую опись подробну поведати, но выше силы моея дело се есть, и требуетъ времени долга: яко мнитмися не будутъ ми довольни вся дни жития моего.

[...] Аще же кто восхощетъ оуведати подробноу вся прилоги и отъятия и изменения речей несогласныхъ въместо истинных, и той самъ прочти печатныя книги и знаменные, и тогда увесть колико перепорчены те знаменные книги. И да не оудивится о семъ таковый, ниже в чемъ сумнится, ничтоже бо чюдно. Занеже плотьстии оучители корчемствующеи слово и неимущей в сердцы божия страха растлеша. Сия же и ина многа противу кождо желанию, юже славу от человекъ взыскающе а не божию: иже и доксарии зовоми суть, еже есть славоохотницы. Мнитъжемися что те знаменныя книги немало перепорчены и от новгородскихъ еретиковъ... Ащелиже тыя книги и не еретицы перепортили, и хотя оу древнихъ певцовъ были и добры, якоже свидетелствуютъ харатейныя книги, идеже аще обрящутся. Понеже те книги харатейныя писаны были и по них пето тако, якоже и глаголемъ на речь, а не якоже ныне всякия глаголы буквами лишними переломаны: но во многие лета малые отрочата оучившеся пети оу подобныхъ себе, а иные писати. Списывали и доныне списываютъ другъ оу друга, переводъ с перевода и тетрадки с тетратокъ, не зная добре ни силу речи, ни разумъ стихамъ, ни буквы добре ведая. И в той переписке от ненаоучения или недосмотря опишется в речахъ. А иной хотя приправити поущи испортитъ. А опосле не тщатся речи добре исправити, точию бы крюки поставлены были согласно. И техъ книгъ и тетратокъ с первыми добрыми переводы в речах не справляютъ. И в томъ тыя знаменныя книги много растлелися. И аще от поющихъ или от еретик или от преписующих тыя книги растлелися, намъ о семъ ни едино слово. Точию о семь глаголемъ: яко правила святыхъ апостолъ и святыхъ отецъ не повелеваютъ въ церкви почитати неправленных книгъ, но токмо исправленныя...

Виждьте господие в какову погибель и проклятие приидохомъ теми же знаменными книгами, за растление ихъ от преписующихъ без исправления. Или и от самых певцов, которые то пение распеваючи, перепортили священныя речи во святомъ писании. Пачеже в высокой и странной богословии в степеннахъ, того ради, чтобы имъ можно было оуставити кокизы. Тако бо знаменные строки или статьи оу нихъ именуются. А мощно и не растлеваючи речей, ниже в нихъ вмещающи некия несогласныя литеры роспети, во всякомъ пении от точки до точки, и от запятыя до запятыя. А не сливаючи речь во иную речь, ниже едину речь на двое разделяючи. Да еще было и пение краснее того, и речи бы были согласны... А в нашихъ знаменных книгахъ обретаются не два ниже три слова, но все стихи перепорчены, не вемъ аще в тысящи стихах единъ обрящетлися не испорчен. А в пятидесяти или во сте стихах, вемъ добре, яко не обрящется ни единъ стихъ, иже бы былъ весь целъ и ничимъже врежденъ. Аще ли же кто речетъ, яко наши певчия книги добры и не исперепорчены: и онъ да зритъ выше в семъ писании прилежно изъявленыхъ нами описей нелепых, паче же богохульныхъ, малая от многихъ. Мощно бо твердъ имущему смыслъ, и от единаго овоща снедения всего древа плодъ познати, сладокъ ли будетъ или горекъ и чимъ нас пользуетъ, или в чемъ повредитъ. И тамо оузритъ всякъ кождо и оуразумеетъ, яко приноситъ намъ то пение за свое растление погибель вечную и смерть душевную.

ПЕРЕВОД

(Из "Сказания о различных ересях и о хулениях на Господа Бога и на Пречистую Богородицу, содержащихся по неведению в знаменных книгах"

Всем существом моим болея, сильно расстраиваюсь и душой моей содрогаюсь, видя в прекрасном пении Российской Церкви возросший терновник, насажденный немыслящими людьми и души верных уязвляющий, от мала до велика, иереев и монахов. И захотел поднять мой взволнованный ум к рассказу об этом прекрасном пении, но не знаю как начать, потому что я неученый и поселянин. Но вспомнив слово божественного апостола Павла, сказанное к коринфянам: "никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос" [1 кор., 3, II], в основу полагаю слово самого Христа Бога моего, сказанное его ученикам: "Не заботьтесь, как и что сказать; ибо в тот час дано будет вам, что сказать, ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас" [Мф 10, 19-20]. Я призвал того Божественного Помощника, который в древности обличил безумие валаамово, чтоб дал и мне слова обличения нововозникшего церковного раздора. Начну с Богом растить корень сада в сердцах слушающих такими словами. Слышал слова Святого Духа, сказанные через пророка Давида: "пойте Богу нашему пойте, пойте Царю нашему, пойте; потому что Царь всей земли - Бог, пойте разумно". Слышите внятно, чада церковные, усыновленные благодатиею крещения, воспитанные в страхе Господнем пищей негибнущей Божественных писаний, и внимайте прилежно - что говорит Дух Святой: повелевает не просто петь, но разумно, то есть не громко или же красивым голосом, но чтоб поющему и слушающим пение можно было знать смысл слов, а не только увлекаться звуком, силой же слов пренебрегать. Всякое извращение и ересь привносятся в жизнь от невнимания, потому что кто-то не знает правильного, но как хочет и мыслит, так и принимает Божественное Писание. Чтобы и мы, не просто соблюдая Священное Писание, но не зная его сокровенного смысла, не впали в различные ереси и заблуждения. Как видим, многие от того пострадали. Сказал же некто, что проклят всякий, творящий дело Божие с небрежением. Величайший соловей ["славий"] церковный, апостол Павел, говорит: "в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, нежели тьму слов на незнакомом языке" [1 кор., 14, 19], "буду петь духом, буду петь и умом" [там же, 14, 15]. Если скажем неподходящее слово - как поймем сказанное? А мы, когда поем, не только сами не понимаем, но и хотящим понять невозможно. Потому что и сами не знаем - что поем: воздух наполняем криком и верещанием, а пользы никакой не находим и даже еще больше заблуждаемся. И подтверждается на нас изречение, говорящее: хотя всегда учимся, но в разум истинный не приходим. Это потому, что к каждому, слушающему Божественное слово и понимающему, приходит лукавый и похищает посеянное в его сердце. В нашем пении только звуки [мелодии] украшаем и знаменные крюки бережем, а слова - высокое богословское содержание - до конца извращены против печатных, древних и новых письменных книг. И не только извращены, но и славянскому нашему языку, с которым родились и учились Священному Писанию, чужды, не свойственны и противны. Где найдется в Священном Писании на нашем природном славянском языке такие непотребные слова: сопасо, пожеру, во моне, темено, имо, ивосени, воласми, иземи, людеми, сотуженоимо, сонедаяй и прочие такие страшные слова. Их множество и невозможно ныне перечислить из-за краткости этого сочинения.

[...] Заботой о божественном разжигаемый, не выдержав упреков соперника, каким является моя совесть, вижу неправильное, хуже того - богохульное пение. Боюсь только, что малое мое понимание будет препятствием к разумному изложению. Если же кто видит и слышит меня, знающего малейшую частицу смысла Священных Писаний, и следует тому нелепому, ложному учению, то не совесть ли его слаба окажется, поскольку хвалит Бога по растленным знаменным книгам, чтобы не сказать - хулит. И погибнет в моем малом разумении слабый брат, ради которого умер Христос. Попытался, сколько возможно по силе моего разума, показать тех мудрецов, которые не ради Бога, но ради своей тщетной славы и благополучия изобрели эту расслабленную мудрость. Если же кому-то покажется это неверным, пусть он спросит первосвященного Апостола и по плоти брата Божия Иакова и тот покажет эту премудрость такими словами: "если в вашем сердце имеете горькую зависть и сварливость, то не хвалитесь и не лгите на истину. Это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская" [Иак., 14-15], а не Божья.

Вдумаемся, возлюбленные, и увидим мысленно, что в этой мудрости нет зависти и рвения, ненависти и сребролюбия. Христос Сын Божий, Вечная Мудрость, посылая своих возлюбленных учеников во всю вселенную, наказывал им Свое учение излагать бескорыстно и без зависти. Учители же прекрасного пения делают противоположно Христову повелению: когда кто-то их упросит, чтоб научиться от них их прекрасному пению, тогда берут большую плату, сверх меры, и учат петь по часам и иным коротким отрезкам времени. К тому же если кто-то и ничему не научится у них, они все равно берут безмерную плату. А когда видят кого-то с природным острым умом и быстро усваивающим пение и его знамя, тогда они, завидуя, скрывают от своих учеников хорошие переводы своих древних мастеров и учат петь по испорченным, к тому же неохотно. Ради того, чтобы их ученик не стал лучшим знатоком, чем они, и люди только бы их прославляли выше всех. Да и между собой эти "краснопевцы" ссорятся и упрекают друг друга, себя же каждый величает и, похваляясь, говорит: "Я шайдуров ученик", а иной хвалит теорию Лукошкова, и другой - баскаков перевод. А другой - дудкино пение, а иной - усольский перевод, а иной - крестьянинов, а прочие - прочих. А святой апостол Павел не велит придерживаться местного и различного учения. Не хвалит коринфян, вызывающих раскол и говорящих: "Я - Павлов", "я - Аполлосов", "я - Кифин", "я - Христов" [1 кор., 1, 12]. Хвалящемуся же повелевает хвалиться единственно Господом. А тех, которыми эти певцы похваляются, не найти, неизвестно кто где был и в какое время. Если и в недавние времена были, то по чьему повелению такое пение выдумали: по совету ли Святой Соборной Церкви, или по наставлению некоторых премудрых мужей. Хотя книжное учение изобретено эллинами и в древние времена, но их имена известны, о них многие из Святых Отцов отзываются, и всякий может легко узнать, прочтя со вниманием божественные книги. Начало же этому нашему знаменному пению и извращению слов никто не может найти. Многие из сих бесславных учителей в наши дни, по кабакам валяясь, странными смертями померли и память о них погибла с шумом.

...Об этом хорошо говорит премудрый монах Максим Грек в одном из своих "Слов": "Боюсь я, что как-нибудь кто-то из непонимающих возвел на мя от недомыслия нелепое обвинение: якобы я возбраняю прекрасное пение в Святой Церкви. Этого нет,- сама душа наша подобна сладкогласным гуслям, ум - искусному сочинителю прекрасного пения, язык - плектору, а красивый голос - струнам. Об этом отрок иесеев, игравший на гуслях перед киотом в древности, указывает нам хвалить Бога в псалтыри и гуслях, на струнах с органами. Мое же напоминание вашему миропониманию заключается не в отказе от пения, но о разногласии и испорченных словах в том священном пении.

...Как мы можем узнать истину, если распеваем знаменное пение по октоиху или стихирам праздников Господских или какому-то святому несогласно с печатными книгами и нашим природным языком. Когда канонарх по печатной или рукописной, но не знаменной, книге возглашает одни слова, а мы, стоя на клиросе, поем другие слова. Много этого бывает... В таком несогласовании получается, будто разных вер канонарх с певцами. И книга книгу укоряет, чего не должно быть. Как будто знаменная книга исправляет печатную, поскольку певцы, выслушав слова канонарха, поют по своему. Так во всяком нашем знаменном пении: вместо "в нем" - "вонеме", непонятно - воняет ли что или "вонмем" ["внимаем"] . Вместо Бог - Бого, вместо Христос - Христосо. Вместо Спас - Спасо, вместо Спaсе - спасe, а иногда - вместо спасe - Спaсе. Вместо муки - мукu, вместо буди - будuм. Вместо брани - браним. Вместо небо - не бо. Вместо имамы - и мамы, а мамы - так называют матерей неумеющие говорить дети. Все это оставляю на рассуждение знатокам грамматики. Я же только скажу - как поем: вместо "от Девы рождается" - "от Девы рождаетесь", вместо "идет же ко крещению" - "идете ко крещению". Как в ирмосе 2-го гласа, песнь 3: "Крепость даяй Царю нашему Господь, и рог Христа своего возносяй, от Девы рождается, идет же ко крещению", а по нашему знаменному пению выходит, якобы некто некоторому народу говорит, что весь народ рождается от Девы, а "идете же ко крещению" - как будто некто всем нам повелевает снова креститься вторым крещением. Мы же крещены в младенчестве во имя Святой Троицы тремя погружениями [в воду] и признаем одно крещение во оставление грехов. Такими смешными, лучше сказать плачевными, ошибками в том нашем пении и неправильном языке вызываем смех. Многи и бесчисленны злые описки в знаменных книгах: редко какой стих найдется, который не был бы испорчен в словах. Во всяком знаменном пении хотел бы всякую описку подробно показать, но это дело выше моих сил и потребует долгого времени, думается, что и жизни моей будет недостаточно.

Если же кто захочет узнать все прибавления, пропуски и изменения слов неправильных вместо истинных, тот пусть сам прочтет печатные книги и знаменные и тогда поймет насколько перепорчены знаменные книги. И пусть не удивляется об этом и не сомневается, - нет ничего удивительного, потому что испортили светские учители, руководящие словами, не имеющие в сердце страха Божьего. Это же и многое другое идет против желания каждого, поскольку похвалы людей добиваются, а не Божьей, потому-то и называют их "доксариями", то есть ищущими славы. Думается мне, что те знаменные книги немало испорчены еще новгородскими еретиками... Если же те книги не еретики испортили, то у древних певцов были и правильные, что подтверждается харатейными книгами, где таковые найдутся. Поскольку такие харатейные книги были и по ним пели так, как и говорим, а не так, как теперь всякие лишними буквами испорчены. Многие годы мальчики, учившиеся петь у себе подобных, списывали и теперь списывают друг у друга, перевод с перевода и тетрадки с тетрадок, недостаточно зная силу речи, смысл стихов и даже буквы. И при такой переписи от недостатка учения или недосмотра ошибаются в словах. А иной хочет исправить и еще больше испортит, а после не думает хорошо исправить, только бы крюки были верно поставлены. И те книги и тетрадки с первыми правильными переводами не сверяют. И потому те знаменные книги во многом неисправлены. И если от певцов или еретиков, или от переписчиков такие книги испорчены, нам об этом нечего сказать. Только о том и говорим: правила Святых Апостолов и Святых Отцов не разрешают употреблять неисправленные книги, а только исправленные...

Видите, господа, в какую погибель и проклятие приходим из-за знаменных книг, растленных переписчиками и оставленных без исправления, или от самих певцов, то пение исполняющих и испортивших священные слова Святого Писания, более же всего - высокие богословские мысли - ради того, чтобы можно было уста повить кокизы - так знаменные строки и статьи у них именуются. А можно бы и не портить слов, добавляя ненужные для распевания литеры, от точки до точки и от запятой до запятой, или сливая два слова в одно, разделяя слово надвое. От того бы и пение еще красивее было и слова были бы правильны... А в наших знаменных книгах находим не одно, два или три слова [неправильных], но все стихи испорчены, не знаю - найдется ли в тысяче стихов один правильный. А в пятидесяти или ста стихах, знаю хорошо, не найдется ни один стих, который был бы весь цел и ничем не поврежден. Если же кто скажет, что наши певчие книги хороши и не испорчены, то пусть посмотрит на сказанное выше в этом писании, на явственно показанные нами нелепые описки, более того - богохульные - немногие из множества. Можно имеющему здравый смысл и от вкушения одного плода узнать все плоды дерева - сладок ли будет или горек, полезен ли или чем-то вреден. И так увидит всякий, кто разумен, что неправильное пение своим растленным характером принесет вечную погибель и душевную смерть.)