Вечерняя песнь. Сайт о древне-церковной певческой культуре.
http://canto.ru/txt.php?id=bnikolaev.1vved_05&menu=public
Режим plain text. Для перехода в обычный режим нажмите здесь.


[ Заглавная | Публикации | Нотация | Звукозаписи | Справочник   ||   Карта сайта ]

- Публикации - Протоиерей Борис Николаев

Знаменный распев.
Введение.
Характерные черты православного богослужебного пения:
священная древность и
отражение четырех догматических свойств Церкви.

Имея в полноте и совершенстве все свойства религиозной и церковной мелодии, наше богослужебное пение обладает еще и собственными свойствами: оно, прежде всего, есть пение православное вообще и отражает догматические свойства Церкви, в которой оно возникло и образовалось.

Православие, по выражению архиепископа Никанора Херсонского, состоит в том, что "все, хранимое Церковью доныне, не только в основе, но и в весьма многих подробностях, в неизменном богоустановленном виде происходит от Самого Христа и Его святых апостолов и восходит по своему началу правым и прямым путем ко временам апостольским" [2.11-5, №9, №98]. Другими словами, Православие - это Богооткровенная, и потому абсолютная истина. В чем же состоит православность нашего богослужебного пения?

Наше церковное пение уходит своими корнями вглубь библейской истории, к пению Церкви ветхозаветной - древней хранительницы Богооткровенных истин. Древнеиудейская распевная речитация (псалмодия), словесный ритм и "типовые мелодические модели" (попевки) стали основными признаками нашего церковного пения [2.9, 85-88, 128]. Первые проблески нашего осмогласия ученые находят в древнеиудейской ладовой структуре, "предвосхитившей греческие лады" [2.9, 87]. Священные мелодии "подзаконной" Церкви, принесенные лучшими ее сынами в Церковь Христову, легли в основу православного греко-сирийского осмогласия, достигшего позднее своего апогея в нашем великороссийском знаменном осмогласии на заре XVII века.

Православная Церковь бережно хранит священные традиции. Словесно-разумную сторону нашего богослужения составляют пение и чтение; разница же между ними состоит только в мелодической широте. Наше церковное пение - это мелодически расширенное и украшенное чтение, а чтение - это то же пение, сокращенное в мелодии соответственно содержанию текста и требованиям Устава. Текст и богослужебный Устав являются факторами, непосредственно управляющими богослужебной мелодией.

Православно-богослужебное пение не может не отражать внутренних свойств Церкви: оно, как и сама Церковь, также является единым, святым, соборным и апостольским, чем, собственно, и отличается от инославной церковной музыки.

Православное единство выражается в нашем богослужебном пении прежде всего через единство мелодической идеи. Его нетрудно уловить даже на слух, если прислушаться к мелодиям православных автокефальных Церквей - в особенности, Церквей славянских народов. Такое единство, как мы уже видели, есть отчасти и в инославных обществах, но у нас оно выступает особенно, по-православному. Наши древнецерковные распевы - как северные, так и юго-западные, - красуясь собственными характерными чертами национальной самобытности, неизменно сохраняют православное единство мелодической идеи, ибо все они исходят из единого источника, имеют единую духовную основу - Православие.

Идея православного единства отражается и в самом способе исполнения - в единогласии. "В Церкви должен всегда быть слышим один голос, - говорит святитель Иоанн Златоуст, - так как она есть одно тело. Потому и чтец читает один; и сам, имеющий епископство, ожидает, сидя в молчании; и певец поет один; и когда все возглашают, то голос их произносится как бы из одних уст; и беседующий беседует один" [1.19-3, т. 10, 375]. Таким образом, всякое многогласие в церковном пении, - будь то многогласие XVI XVII веков, созданное дьячками-профессионалами, или многогласие наших дней, внесенное в Церковь мирскими "мастерами" концертного исполнения, - одинаково чуждо нашему пению, ибо оно противоречит идее православного единства. Апостол Павел требовал единства в богослужении даже при наличии харизмы, ибо пророчество не разрушает Закона (1Кор. 14, 8-19, 23-35).

Православное единство требует также согласного исполнения песнопений [1.16, 75 правило Шестого Вселенского Собора].

Безчинный вопль поющих в церкви, - говорит церковный Устав, - не прияти того к церковному пению, не приятен есть: да извергутся сана своего, и паки в церкви да не поют [1.20, гл.28]. 174 правило Номоканона гласит: Не подобает пети велегласно и естество на вопль понуждати. Таким образом, в нашем церковном пении не допускается ничего противоестественного. Сила звучания каждого поющего голоса в отдельности должна быть ограничена пределами естественной (разговорной) громкости; в противном случае чрезмерно сильное звучание поющих голосов обязательно даст то, что Устав называет "бесчинным воплем". Ни один голос не должен по силе звучания выделяться из общего числа поющих голосов. Никому также не позволяется самовольно сокращать или расширять церковную мелодию, а тем более - изменять богослужебный текст или обессмысливать его в целях приспособления к изобретенной "мелодии". Сила звучания всего хора также должна ограничиваться пределами естественной громкости. По замечанию митрополита Московского Филарета, здесь достаточно одной лишь свободы голоса: так называемое "возможное усиление - это уже крик" [2.39, №379, №172].

В православном богослужебном пении отражается и второе догматическое свойство нашей Церкви - святость.

Наша Святая Православная Церковь, призванная освящать своих членов, или, по апостолу, - "совершать святых" (Еф. 4, 10-13), осуществляет это освящение в своей внутренней жизни через священнодействия, связанные с "словесной службой", которая, как уже было сказано, вся, за исключением проповеди и негласных молитв, заключается в пении, расширенном или сокращенном по требованию богослужебного Устава.

У нас богослужебная мелодия не просто сопровождает священный текст, а отражает его содержание и восполняет (интерпретирует) его, передавая то, что невозможно выразить словесно; поэтому она свята как по содержанию, так и по положению своему.

Говоря о святости, мы обычно соединяем с ней такие качества, как чистота, высота, величие. Православно-богослужебная мелодия, отражающая в себе тайны Царствия Божия - царства, не от мира сего (Мф. 13, 11; Ин. 18, 36) - является, прежде всего, мелодией премирной, мелодией духа. Этим она отличается от всякой другой религиозной и церковной музыки. Возвышаясь над миром греховной суеты и служения страстям, мелодия эта имеет свой особый, неведомый миру язык понятий. Святитель Иоанн Златоуст, обращаясь к современному ему светскому обществу, говорил: "Не только то ужасно, что вы внушаете детям противное заповедям Христовым, но и то еще, что прикрываете порочность благозвучными наименованиями, называя обладание богатством - свободой, славолюбие - великодушием, дерзость - откровенностью, расточительность - человеколюбием, несправедливость - мужеством... вы и добродетели называете противоположными именами: скромность - неучтивостью, кротость - трусостью, справедливость - слабостью, смирение - раболепством, незлобие - бессилием" [1.19-3, т.1, 90]. Таковы были понятия во времена Златоуста в светском верующем обществе; в языческом же обществе было еще хуже: там пороки не только назывались добродетелями, но и боготворились [1.19-2, т.1, 535]. Мир, понимаемый в смысле греха, остается таким же, доколе существует грех. Все это не могло не отразиться в светской музыке. "Светское пение и церковное совершенно различны по характеру выражаемых ими мыслей и чувств. В первом мы часто слышим рельефное выражение чувств, совершенно чуждых благочестию: возмущение духа плотскими страстями и оправдание поступков, противных Закону Божию и гражданскому, сетование на утрату земных благ и вопли отчаяния, беззаботную рассеянность и безрассудную удаль, горделивое сознание своих достоинств, самонадеянность, саркастический смех над ближними. Мотивы церковных песнопений, напротив, имеют характер отложения земных попечении, благодатно-невозмутимого спокойствия и примирения человека с собой, Богом и людьми или сердечно-благоговейного умиления перед величием, святостью и благостью Бога и небожителей, светло-высокой торжественности и самоуглубления [2.8, 7-8]. Но и это еще не все. В противоположность мирским мотивам, наша богослужебная мелодия является мелодией чистой и совершенно бесстрастной. В ней не только исключается отражение извращенных мирских понятий, смешение греха с добродетелью, но и положительное дается здесь в свете духовном. Здесь все проникнуто бесстрастием. Радость, печаль, свет, покой - все это звучит здесь необыкновенно, или, как говорит святитель Иоанн Златоуст, - "духовно" [1.19-3, т. 11, 433].

В отличие от католического и протестантского богослужений, в которых преобладают утилитаризм и проповедь в прямом смысле этого слова, наше православное богослужение, будучи по своему содержанию хвалебно-назидательным, по характеру своему приближается к богослужению небесному, как отметил профессор М.Скабалланович [2.33, ч. 2, 12]. Это же следует сказать и о нашей богослужебной мелодии, ибо именно так понимали ее отцы Церкви.

Святой Иоанн Златоуст заповедует православным христианам учиться духовному пению, восходя постепенно от псалмопения к гимнословию. "Если ты навыкнешь петь псалмы, - говорит святитель, - тогда сумеешь петь и гимны. А это дело божественное... Гимны, а не псалмы воспеваются горними силами" [1.19-3, т. 5, 603]. "Псалмы заключают в себе все, а затем гимны - ничего человеческого; когда он будет сведущ в псалмах, тогда узнает и гимны, представляющие собой дело более святое, так как высшие силы гимнословят, а не псалмословят" [1.19-3, т. 11, 433]. Ясно, что гимнами святитель называет здесь новозаветные песнопения Духа, о которых говорит Апостол, и которые во времена Златоуста стали прочно входить в церковное употребление, но не имели еще полного и окончательного устройства, как и само богослужение.

Наша богослужебная мелодия свята не только по содержанию, но и по положению своему. Ей, как и всякой вообще святыне, свойственна священная неприкосновенность. Основы этой идеи даны Самим Богом еще в Ветхом Завете - в третьей и четвертой заповедях Закона Моисеева (Исх. 20, 1-17). На протяжении ветхозаветной истории можно видеть ряд случаев наказания нарушителей закона о священной неприкосновенности, причем не только злонамеренных и нерадивых, но даже и благонамеренных, таких, например, как Оза (2Царств. 6, 6-7). Господь Иисус Христос подтвердил этот закон, дважды очистив храм Иерусалимский, несмотря на то, что там шла не просто торговля, а продажа предметов и размен монет, необходимых для богослужения (Ин. 2, 14-16; Мф. 21, 12-13). Основываясь на этом евангельском повествовании, святитель Василий Великий говорит: "Святыни не должно предавать поруганию, присоединяя к ней что-нибудь из служащего к общему употреблению" [1.19-1, т. 2, 23].

Таким образом, на основании слова Божия и учения святых отцов и учителей Церкви, мы должны сделать в отношении святости церковного пения следующие выводы: в церковно - богослужебную мелодию, отражающую связанный с ней богослужебный текст, нельзя вносить ничего постороннего - будь то мирская песня или неправославное песнопение, - причем даже в тех случаях, когда делающий это возмнится службу приносити богу (Ин. 16, 2). 75 апостольское правило запрещает употреблять для мирских (домашних) надобностей сосуд, бывший в церковном употреблении. Понятно, что употребление богослужебной мелодии с текстом мирских песен - кощунство. Более того, само употребление богослужебных песнопений Устав Православной Церкви ограничивает местом (храмом) и временем их прямого назначения: Не подобает имети во общем житии устава, кроме общины пети псалмы особне, или ину службу, но вся посреде быти, разве аще что по праведному слову, на пользу и спасение души есть, по коемуждо предписахом образу, и с настоящаго советом [1.20, гл.37]. При должном внимании поющих и слушающих, священные песнопения освящают их слух и язык, как говорит святой Иоанн Златоуст [1.19-3, т. 5, 151-153].

Православное богослужебное пение является не только единым в самом себе, но и объединяющим. Это свойство вытекает из третьего догматического свойства самой Церкви - соборности. "Давид имел псалтирь с бездушными струнами, и Церковь имеет псалтирь, устроенную из струн одушевленных. Наши языки суть струны этой псалтири, - которые издают хотя и различные звуки, но согласное благочестие. Жены и мужи, старцы и юноши, хотя и отличаются друг от друга по возрасту, но не отличаются по псалмопению, потому что Дух, настраивая голос каждого, производит во всех согласное пение... Вот какой-нибудь псалом соединил различные голоса, и поднялась одна созвучная песнь, все - юноши и старцы, богатые и бедные, жены и мужья, рабы и свободные начали петь одну мелодию. Если музыкант, соединив с помощью строгого искусства различные струны, делает из многих струн, остающихся многими, одну струну, то что удивительного, если сила псалма и духовной песни делает то же самое" - так рассуждает святой Иоанн Златоуст [1.19-3, т. 5, 583; т. 12, 313]. Это единство во множестве различно толкуют сторонники унисонного пения и поборники гармонического. Как те, так и другие применяют его по-своему. Первые, ссылаясь на древность унисона, считают единственным средством, выражающим единство -- унисон; вторые же, наоборот, указывая на естественную закономерность гармонии, признанную еще философами древнего мира, предпочитают гармонию [2.9, 120-121].

Православная Церковь вопросами гармонизации богослужебного пения никогда на занималась. Споров по этому поводу никаких не было, а потому нет и соборных постановлений. Отсутствие конкретных указаний Священного Писания и законодательных актов высшей церковной власти по этому вопросу дает простор для деятельности представителям обоих направлений, и вопрос этот на сегодняшний день считается у нас открытым, хотя решение его нельзя считать недоступным: в мире не бывает явлений, неведомых Слову Божию. Что же касается творений отцов Церкви, то здесь мы находим высказывания, которые можно назвать скорее утвердительными, нежели отрицательными. Возьмем приведенные нами слова Златоуста. Если святитель нашел музыкальное созвучие пригодным для наглядного объяснения единства Церкви, то почему такое созвучие не может быть пригодным в качестве средства, выражающего это единство?

Наше богослужебное пение является соборным (объединяющим) не потому только, что оно физически объединяет поющих в едином звучании их голосов, но и потому, что оно, будучи единым голосом единой Вселенской Церкви, приносится Богу как словесная жертва хваления от лица всей Церкви. Предстоящие и молящиеся - это не слушатели, присутствующие при богослужении и, в лучшем случае, молитвенно переживающие слышимое: они так же, как и поющие, приносят Богу словесную службу, с той лишь разницей, что те, по благодати Божией, совершают эту службу гласно, отверзая свои уста, а эти совершают ее внутренне - умом и сердцем. О таком негласном пении говорит святой Иоанн Златоуст: "Можно петь и без голоса, когда душа внутри издает звуки, потому что мы поем не для людей, но для Бога, Который может слышать сердца и проникать в сокровенную глубину нашей души... При таком песнопении, будет ли кто стар или молод, или с грубым голосом, или совершенно не знаком с стройностью пения, в том не будет никакой вины. Здесь требуется целомудренная душа, бодрый ум, сердце сокрушенное, помысл твердый, совесть чистая. Если с такими качествами ты вступишь в святый хор Божий, то можешь стать наряду с самим Давидом" [1.19-3, т. 5, 153]. К такому именно пению призывает Церковь своих чад, возглашая устами певца: Приидите воспоим вернии:, Воспоим вси людие: и т.п.

Вера православная есть вера апостольская, наздани бывше на основании апостол и пророк (Еф. 2, 20) Святая Православная Церковь свято хранит писанное и неписанное апостольское учение в отношении всех сторон своей внутренней жизни вообще и церковного пения в частности.

В посланиях святых апостолов мы находим все необходимые наставления, касающиеся нашего предмета. Так, в Послании к Коринфянам апостол Павел пишет: Вся же благообразно и по чину да бывают (1 Кор. 14, 40). Архиепископ Филарет Черниговский видит в этих словах апостола первый намек на уставность [2.40, 25].

Апостол Иаков заповедует злостраждущим творить молитву, а благодушествующим - петь (Иак. 5, 13). В Послании к Ефесянам апостол Павел дает следующее наставление: И не упивайтеся вином в немже есть блуд: но паче исполняйтеся духом: глаголюще себе во псалмех и пениих и песнех духовных, воспевающе и поюще в сердцах ваших господеви (Еф. 5, 18-19). В Послании к Колоссянам он пишет: Слово христово да вселяется в вас богатно, во всякой премудрости учаще и вразумляюще себе самех, во псалмех и пениих и песнех духовных, во благодати поюще в сердцах ваших господеви (Кол. 3, 16). В этих апостольских наставлениях нетрудно усмотреть все основные принципы церковного пения: оно должно быть назидательным, утешительным, благодатным, чинным и мелодически растяжимым в зависимости от содержания, времени употребления и степени духовного совершенства верующих. Противопоставляя благодатное воздействие священных песнопений действию вина, которое создает временное мнимое "благодушие" и разжигает низменные страсти, апостол дает понять саму сущность истинного благодушия, неземной трезвенной радости, - радости созидающей, а не развлекающей, упокоевающей, но не усыпляющей душу.

Священная мелодия, отражающая "словеса Духа", и срастворенная с ней благодать делают человека способным к пению внутреннему, о котором говорит Златоуст. Святитель подчеркивает, что пение священных песнопений, при должном внимании поющих и слушающих, благотворно и спасительно действует само по себе: "Где песни духовные, туда снисходит благодать Духа, и освящает уста и душу... Даже хотя бы ты не разумел силы слов, приучай по крайней мере уста произносить их, и язык освящается этими словами, когда они произносятся с усердием" [1.19-3, т. 5, 151-153 ].

Слова апостола во псалмех и пениих и песнех духовных толкователи понимают по-разному: одни под псалмами разумеют иудейские песнопения или же ветхозаветные "пророческие" песни; другие относят "пении и песни духовные" к новозаветным песнопениям; третьи, наоборот, псалмы и "пении" соединяют в одно; четвертые относят все три вида к новозаветным [2.15, т. 11, 108, 267; 2.40, 23-2 5 ]. Святой Иоанн Златоуст, толкуя это место, разделяет песнопения на псалмы и гимны, как мы уже видели, и предпочитает вторые первым. Вот почему отцы Церкви не распространили закона осмогласия на псалмы и песни пророческие. Песнопения эти, как словеса пророческие, как песни служебные (1Пет. 1. 12) в богослужении всегда предшествуют песнопениям духовным, во всем подчиняясь им, или исполняются на глас, наиболее соответствующий их содержанию, в тех случаях, когда поются отдельно от песнопений новозаветных.

Дело устроения Церкви продолжали ближайшие апостольские ученики, а позднее - отцы и учители Церкви. (Тит. 1, 5; 2Тим. 2. 2; Евр. 13, 7-8). "Нужно быть Ангелом, и тогда хвалить Бога" [1.19, т. 5, 322]. Эти слова, сказанные святым Иоанном Златоустом в то время, когда "песни Духа" только еще начинали создаваться, относятся и к певцам-исполнителям, и к песнотворцам, создающим текст и мелодию священных песнопений. Именно такими "земными ангелами и небесными человеками" были наши святые песнописцы, создавшие "песни Духа".


Прот. Б.Николаев. Знаменный распев и крюковая нотация как основа русского православного церковного пения.
Москва. "Научная книга", 1995.

  • Назад.
  • Перейти к оглавлению
  • Дальше.

    Спонсоры:




    Свои отзывы, замечания и пожелания можете направить авторам сайта. © 1999-2007, www.canto.ru.

    Яндекс.Метрика