Совсем другое мы видим в гласе четвертом. Это тоже глас светлый, но его свет подобен свету дневному, солнечному. Четвертый глас - это глас светлого торжества, глас всепразднественный. Радость здесь - не величественная, как в первом, и не тихо-светлая, как в третьем, а именно светло-всепразднественная. Вот почему большинство праздничных песнопений написано в этом гласе.

Сущность четвертого гласа хорошо выражена в догматике. Здесь мы видим небесное возвышение нашего естества в Лице Спасителя, царственное достоинство Богоматери, как Царицы Неба и земли и Ходатаицы вечной жизни, Божественное человеколюбие и богатую милость доброго Пастыря, обновившего человеческий образ, истлевший страстями (Пс. 44, 10-16). Четвертый глас говорит нам о восхождении человеческого естества на высоту небесной славы. Здесь дана идея блистательного торжества, но не триумфа, как это мы видели в первом гласе. Ссылкой на 44 псалом песнописец как бы дает характеристику всему гласу. Четвертый глас можно уподобить летнему солнечному позднему утру, когда на юго-восточной стороне неба сияет солнце, а по остальному пространству чистого небосклона изредка плывут небольшие облака - то светлые, то темно-бурые. Песнопения четвертого гласа, в переводе на цветовой язык, можно сравнить с парчевым облачением, по золотому фону которого изредка видны вышитые темно-бордовые цветы. Такое "соцветие" четвертого гласа объясняется, с одной стороны, его всепразднественностью, а с другой - наличием в нем некоторого оттенка покаянности, напоминания о нашей греховности и о земном характере нашего духовного торжества. Все это можно найти в песнопениях рассматриваемого нами гласа.

Так, воскресный тропарь дает нам идею светлой проповеди Господних учениц о Воскресении Христовом. В четвертой стихире на погребение мирян (осмогласник Дамаскина) обилие вечных благ противопоставляется "мирскому пристрастию", множеству рабов, богатству и "молве" (шуму) житейской. На четвертый глас положены и такие "златотканные" песнопения, как Рождество Твое Христе Боже наш, Рождество твое Богородице Дево, Днесь благоволения: Днесь спасения нашего главизно, тропарь Вознесения Господня и подавляющее большинство тропарей в честь святых мучеников и святителей. Вообще во всех песнопениях этого гласа - стихирах, тропарях, кондаках, ирмосах - говорится о богатстве щедрот, обилии вечных благ, о восхождении нашего естества на высоту Небесную. О радостном, светлом торжестве на земле и о небесном великолепии и славе.

Чтобы яснее представить себе характерные черты четвертого гласа, отличающие этот глас от только что рассмотренных нами трех гласов, приведем песнопения некоторых великих праздников, положенные на четвертый глас, в сравнении с песнопениями тех же праздников, принадлежащими другим гласам. В тропаре Воздвижения изображается Крест, как знамя победы и славы рода христианского; а в кондаке (4-й глас) говорится о восхождении на Крест Христа-Спасителя и щедротах Его. В рождественском тропаре речь идет о всемирном значении Рождества Христова, воссиявшего миру свет разума и научившего человечество поклоняться Солнцу Правды; а в кондаке описаны события, главным образом, непосредственно связанные с самой рождественской ночью, события конкретные, созерцаемые немногими, как небесная тайна (3-й глас). Тропарь Богоявления дает нам величественную картину выступления Спасителя на общественное служение и явления Святой Троицы; а кондак говорит о явлении во вселенной неприступного Света (4-й глас). Тропари и кондаки Рождества и Введения во храм Пресвятой Богородицы принадлежат одному и тому же четвертому гласу, потому что в них говорится об одном и том же светлом праздновании.Солнечным светом и теплом проникнуты стихиры Возсия благодать Твоя Господи (неделя Сыропустная вечера), Наста преполовение дней (преполовение Пятидесятницы), Преславная днесь (неделя Пятидесятницы), Множество народа Господи (неделя Ваий), Всемирная радость (Рождество Богородицы), Одевайся светом яко ризою (Богоявление) и мн.др. Везде слышатся одни и те же идеи: радость, сияние, светлое всепразднественное торжество. Это же мы видим и в канонах четвертого гласа (см. каноны недели Ваий и Пятидесятницы) .

Четвертый глас имеет три самоподобна: один из них (Званый свыше) дает наиболее светлую сторону гласа, а остальные два - более мрачную, "молебную".

Гласы, входящие во вторую четверицу (5-й, 6-й, 7-й, 8-й), являются, как известно, по отношению к гласам первой четверицы плагальными: каждый из них завершает и углубляет содержание своего автентичного гласа. Но об этом речь будет далее.

Пятый глас является завершением и углублением первого. Он завершает величественное шествие глубоким поклонением, при малиновом свете лучей восходящего солнца.

В догматике этого гласа описано завершение перехода евреев через Чермное море как прообраз Воплощения Сына Божия. Воскресный тропарь дает идею поклонения Воскресению Христову. Пятому гласу принадлежат тропари Ангельский собор (поклонение Воскресению при свете восходящего солнца), рождественская стихира Волсви персидстии царие (поклонение как завершение великого путешествия), "похвалы" Великой Субботы, Приидите ублажим (поклонение), стихиры Пасхи и Тебе одеющагося (поклонение).

Пятая стихира чина погребения мирян излагает размышления над обнаженными костями открытой могилы (завершение погребения).

В событиях Воскресения Христова пятый глас подчеркивает сладостное поклонение Воскресшему Господу, как Невечернему Свету: идея духовной сладости 1-го гласа здесь усиливается (стихира воскресная на Господи воззвах). Это же можно найти и в других песнопениях пятого гласа. Взять хотя бы такие, как Приидите взыдем и Божества твоего малу нам зарю (Преображение), Достигше вернии (Великий Понедельник), Тайноводствуя: (Великий Четверток) и др.

В песнопениях пятого гласа иногда слышится призыв к поклонению или сладостное приветствие: Радуйся! (служба на день Успения Пресвятой Богородицы, стихира на литии; самоподобен 5-го гласа Радуйся, живоносный кресте и литийная стихира в день Введения во храм Пресвятой Богородицы). В этих песнопениях звучит идея особой духовной сладости. Сладость эта по своему характеру "тверже" той, что дается во втором гласе, и "гуще", сильнее, теплее сладости первого гласа.

Шестой глас завершает и углубляет идеи второго гласа. Если второй глас мы называем гласом прохождения, то этот можно смело назвать гласом сошествия. Догматик этого гласа называет Матерь Божию Всеблаженной: в нем слышатся ноты печали, умиления, мрака. Но лучше всего характеризует шестой глас прокимен Великой Субботы Положиша мя в рове преисподнем.

Шестой глас - это глас "сени смертной", глас гробовой, глас глубокой ночи, а потому и мелодия его - мрачная. На это указывают нам и песнопения самой Великой Субботы (канон, кондак и стихира - славник на "хвалитех"), а также и воскресные песнопения (тропарь, кондак, 1-я, 2-я и 3-я стихиры на Господи воззвах)

Шестой глас - это глас глубинный: он передает глубокую скорбь, срастворенную, конечно, небесным утешением. Если второй глас мы назвали гласом исхода, то этот следует назвать гласом погребения:ему принадлежат и каноны Страстной седмицы, и канон Великой Субботы, и канон погребения мирян.

В трактовке событий, относящихся к Живоносному Воскресению Спасителя, шестой глас воспевает дела Господа при сошествии Его в глубины ада, связует темы погребения и Воскресения. Это можно видеть в основных Воскресных песнопениях шестого гласа. Как глас глубокой ночи - времени, располагающего душу к богомыслию и душеспасительной скорби, шестой глас близок сердцу благоскорбящего инока - подвижника. Лучшие песнопения в честь святых угодников Божиих, такие, например, как Все отложивше (самоподобен 6-го гласа), Наследниче Божий и Человече Божий (святителям), Преподобне отче, кто исповесть и Преподобнии отцы, во всю землю (преподобным), Благий рабе и другие - принадлежат шестому гласу.

Шестой глас передает углубленное покаяние и сокрушение о грехах (Неделя Сыропустная, стихиры на Господи воззвах) глубокую скорбь об утрате (Канон на повечерии в Великий пяток "о распятии Христове"), грозное самообличение и обличение греха вообще (Великий канон святого Андрея Критского). Но он же иногда дает и духовное умиление, проникнутое тонкой, едва заметной радостью. Эта радость - радость далекая, но не такая, как во втором гласе: здесь она не столько неощутима, сколько непостижима. Шестой глас можно уподобить темной ночи, где среди глубокой темноты видны ясные звезды.