Уникальные произведения эстетического и исторического содержания "Четвертая мудрость" и "Предисловие", знаменовавшие взлет русской мысли о музыке, стимулировали создание традиционных теоретических работ по знаменному распеву - азбук и изысканий об уточнении крюковой нотации. За "азбукой" инока Христофора "Ключ знаменной" последовали другие азбуки и руководства анонимных авторов. Значительнейшим трудом в усовершенствовании крюковой нотации было "Сказание о пометках, еже пишутся в пении над знаменем"[1]Ивана Акимовича Шайдура, излагающее систему киноварных помет для определения звуко-высотности в крюковой нотации и существующее в разных вариантах и списках[2]. Создавались и многочисленные другие "сказания" - "о зарембах", "о осмостепенных пометах", "о странных пометах" и прочие, чрезвычайно важные для понимания знаменного искусства пометного времени. Такие рукописи широко представлены в собрании Д. В. Разумовского (ГБЛ) и ряде других собраний (ГИМ, ГПБ). Продолжали совершенствоваться толкования знамен, составлялись кокизники (сборники кокиз - попевок) и фитники (собрания условных обозначений - фит - с их переводом на крюковую нотацию). Эту громадную по размерам литературу в области безлинейной нотации обобщил М. В. Бражников в своем труде "Древнерусская теория музыки". Здесь исчерпывающе освещена теория знаменной нотации XVII века, который был и веком заката в развитии самого искусства знаменного (монодийного) пения, поскольку во второй половине столетия стал утверждаться и достиг расцвета партесный стиль. Некоторые теоретические руководства по чтению крюковой нотации в третьей - четвертой четвертях века включали уже такие обозначения, которые были необходимы для чтения крюковой записи партесных сочинений, их отдельных партий[3].

Выдающимся руководством в области знаменной нотации было "Извещение о согласнейших пометах, во кратце изложенных (со изящным намерением) требующим учитися пения" - таково заглавие труда Александра Ивановича Мезенца - замечательного теоретика знаменного пения, знаменной (крюковой) нотации XVII века[4]. Глубокую оценку и всесторонний анализ этого труда дали крупнейшие исследователи знаменного пения, его теории и нотации - С. В. Смоленский, опубликовавший рукопись с текстом Мезенца и своими комментариями, М. В. Бражников, а в недавнее время - Ю. В. Келдыш[5].

Мы не станем входить в рассмотрение теоретической части этого труда, поскольку имеется авторитетный разбор его в названных и других сочинениях, коснемся лишь некоторых историко-культурных вопросов, основываясь на тексте "Извещения" и других работах XVII века и позднейших.

История создания "Извещения" изложена в предисловии, предпосланном основному тексту. Она описана в связи с деятельностью так называемых двух комиссий, назначенных царем Алексеем Михайловичем в 50-х и 60-х годах XVII века для исправления нотных книг. В позднейшей литературе деятельность комиссий с разной степенью подробности освещена в трудах XIX столетия от Безсонова, Ундольского, Сахарова, Разумовского, Мансветова, Смоленского до Металлова, Игнатьева в начале XX века[6]. Тем не менее до сих пор остается ряд неясностей по данному вопросу.

Предполагают, что первая комиссия начала работать "во преходящее время лета 7160-го"[7], то есть в июле - августе 1652 года, что совпадает с возведением на патриарший престол Никона (25 июля 1652), и состояла из 14-ти дидаскалов (имена их неизвестны). Задача комиссии - исправить нотные книги, освободив их от хомонии (раздельноречия), установить общепринятое речевое (истинноречное) произнесение текста, чтобы пение было "везде во градех и честных обителех и селех устроено равночинно и доброгласно". Так говорится в "Извещении", и это единственное свидетельство в литературе XVII века в пользу организации работы первой комиссии, никаких других документов на этот счет нет, ни в архивохранилищах, ни в авторских произведениях. Далее в тексте "Извещения" сказано о прекращении работы комиссии вследствие начавшейся войны с Польшей и постигшего Россию морового поветрия, что произошло в 1654-1655 годах, то есть спустя два - три года после созыва комиссии. Отсутствие документов и хронологическое несоответствие приведенных событий ставит под сомнение существование первой комиссии. Кстати, в некоторых списках "Извещения" предисловие о работе комиссий отсутствует[8], поэтому может возникнуть предположение, что предисловие принадлежало не Мезенцу и было вставлено позднее, после составления "Извещения".

Актуальный вопрос об исправлении нотных книг обсуждался еще на соборе 1649 года, когда и было вынесено должное решение. Инициаторами, по-видимому, были Никон, в то время Новоспасский архимандрит, и кружок лиц, сочувствовавших реформе. Об этом известно из биографии Никона, написанной его приближенным (келейником), а впоследствии крестовым дьяком одной из особ царской фамилии, Иваном Корнилиевичем Шушериным:

"нача он, великий государь [Алексей Михайлович] о единогласном наречном пении в церквах промышление творити[9]. Ему же в том богоспасаемом деле велий поборник и помощник бысть преосв. Никон митрополит, а святейший Иосиф, патриарх Московский, за обыкновенность тому доброму делу прекословие творяще, и никакоже хотя оное древнее неблагочиние на благочиние пременити"[10]. Иосиф умер в апреле 1652 года, и 25 июля, как сказано выше, был возведен на престол Никон - следовательно, у Шушерина речь идет о более раннем времени.

Писатель XIX века А.Н.А. [Аполлос-Новоспасский архимандрит] в статье "Патриарх Иосиф", рассказывая о соборе 1649 года и отмечая те же недостатки пения, подтверждает мнение о сопротивлении Иосифа и заключает указанием на составление крюковой грамматики:

"Собор положил ввести тот же порядок, какой введен Никоном в Новгороде и других епархиях и учредить исправнейшее пение, применяясь к древним напевам Киевским и греческим. Хотя патриарх Иосиф на такое преобразование и нововведения смотрел с неудовольствием, но, по мыслям Никона, исправляли даже крюковое пение, стараясь приводить оное к древней простоте, и для сей цели составлена была крюковая грамматика"[11].

Предлагаемая далее гипотеза подвергает сомнению существование первой комиссии, описанной у Мезенца в туманных выражениях и не имеющей никаких документальных подтверждений. Это отмечает и Н. П. Парфентьев, но в то же время он считает возможным, что первая комиссия "выполнила подготовительную работу"[12]. В теснейшей связи с нашей гипотезой находится анализ "Сказания о зарембах" - неопубликованного рукописного труда 60-70-х годов XVII столетия[13].

"Сказание" состоит из двух частей: первая описывает зарембы, то есть киноварные пометы, и завершается сведениями о теоретиках, разработавших систему помет; вторая содержит примеры отдельных мелодических оборотов в крюковой нотации, заимствованных из ирмосов первого - четвертого гласов (остальные примеры, видимо, утеряны).

М.В.Бражников считал "Сказание о зарембах" "одним из важнейших источников" для разработки теории знаменного распева[14] и дал глубокий анализ всего, что сказано о пометах, показав действительную значимость сведений, сообщаемых автором "Сказания". Занимали Бражникова и замечания о музыкантах-теоретиках, упоминаемых в "Сказании",- он привел все их имена. Для настоящей работы именно эти замечания представляют исключительный историко-культурный интерес. Они показывают возрастающую роль музыкальной теории XVII века, стремление музыкантов того времени глубже освоить древнейшее музыкальное наследие знаменного распева. Краткий анализ "Сказания о зарембах" приводит Н. П. Парфентьев в цитированной работе (с.132), считая сообщаемые "Сказанием" сведения как бы подготовительными к установлению системы киноварных ("окозрителных") помет в крюковой нотации. Автор "Сказания" упоминает имена трех распевщиков XVI - начала XVII века, знакомых нам по "Предисловию откуду и от коего времени". Это "поп Федор москвитин, а прозвище Крестьянин, и усолец Исаия, а прозвище Лукошко, и Логин, прозвище Корова"[15].

Об изобретателях киноварных помет говорится следующее:

"А сотворены те окозрителные пометки в новых церковных в певческих переводех русскими философы после литовского разоренья, при державе блаженныя памяти великаго государя царя и великаго князя Михаила Федоровича всеа Русии. А творцы сим окозрителным пометкам были: москвитин Николая Явленскаго чюдотворца из-за Обратцих [Арбатских] ворот поп Лука; Устюга Великаго Федор, прозвище Копыл; Нижнего Новгорода Семен Баскаков; вологженя Павлова монастыря игумен Памва, да Григорей Зепалов, да Кирило Гомулин, по них же [после них] Лев Зуб, Иван Шайдур, Тихон Корела. И аз у них слышах и переводы их видев и о том с ними много беседовах, и елика уразумех, тако и написах.

А в нынешних в новых в наречных в церковных певчих переводех мастеры прежреченныя дробныя зарембы, сии речь пометки, и какизы отставливают и в то число ставят иныя свои, признаки и другим некоим воображением начертание новотворят, якоже они восхотят, и разнство имяни поставляют, знамя ж и речи на многие образцы перекладовая измешали, а истины еще не изыскали"[16].

Этот подлинный древнерусский текст, вполне понятный и современному читателю, наводит на многие размышления относительно самого исторического процесса и деятелей в усовершенствовании знаменной нотации.

Автор определенно говорит о двух этапах создания киноварных помет в XVII веке: один он персонифицирует перечислением имен изобретателей, помет; другой осуществляют мастера "нынешних новых наречных переводов" (мелодических вариантов), отвергающие работу прежних теоретиков времен царствования Михаила Федоровича.

Кто же такие мастера новых переводов? Нет ли здесь прямого указания на вторую комиссию Мезенца? Эта комиссия работала в 1668-1669 годах, о каком-либо другом аналогичном предприятии по упорядочиванию знаменной нотации не известно, только эту комиссию, еще не зная результатов ее работы, мог критиковать автор "Сказания". Характерно его указание на "наречные церковные переводы" - именно такова была задача, данная комиссии: перевести тексты песнопений "на речь". Отсюда следует, что само "Сказание" написано во время работы комиссии Мезенца, то есть в 1668/69 годах, и прямо показывает, сколь заинтересована была русская культура в вопросах музыки.

Отнеся второй этап создания киноварных помет, определенный в "Сказании", к работе комиссии Мезенца, обратимся к характеристике первого этапа, в котором участвовали: москвитин поп Лука, устюжанин Федор Копыл, нижегородец Семен Баскаков, вологженин игумен Памва, Григорий Зепалов, Кирилл Гомулин; а также: Лев Зуб, новгородец Иван Шайдур, корелянин (карел) Тихон.

Автор "Сказания" сообщает, что он с этими музыкантами "много беседовал", видел и слышал их "переводы" знаменного распева. Как это могло быть - не ездил же он по городам? Видимо, все они собрались в Москве и совместно разрабатывали вопросы улучшения нотации, систему "окозрителных" помет.

Счастливое обстоятельство, указывающее на реальность перечисленных "Сказанием" лиц и плодотворность их работы,- сохранившаяся до наших дней крюковая рукопись с "переводами"[17]. Под № 459 (97) в "Коллекции рукописей" числится нотный сборник, датируемый по вкладной записи 1 марта 1652 года. В нем содержатся: "Ирмосы московского дьякона Николы Явленного Луки Ивановича Тверитина. С его переводу списаны". "Обиход игумена Памевы. С его переводу списан". "Октай усольского переводу". "Триодь воскресная, с записью как на ирмосах. Тропари богородичны и крестобогородичны" (с. 89).

Как видим, тут представлены три основных нотных книги (из четырех): Ирмологий, Октоих, Обиход, недостает Праздников, но есть Триодь, а также тропари.

Трудно было ожидать более достоверного подтверждения деятельности перечисленных в "Сказании" знатоков знаменного пения; хотя имеются крюковые переводы, сделанные только двумя из шести лицами, но все равно степень правильности сведений исключительно высока. Правда, Лука поименован дьяконом в церкви Николы Явленного (Явленского), а "Сказание" называет его попом той же церкви, но вряд ли это разные люди. Когда описывалась крюковая книга Луки, он имел сан дьякона, автор же "Сказания" знал его уже в следующем сане - иерея (попа), такое продвижение по лестнице церковных санов вполне обычно. Отсюда лишь можно сделать вывод, что "Сказание" создавалось позднее, чем была изготовлена Ярославская рукопись. Привлекает еще любопытный факт: одним из учителей семилетнего царевича Алексея (род. в 1630) был певчий дьяк Лука Иванов[18]. Не тот ли это Лука Иванович Тверитин, которому принадлежат переводы ирмосов и триоди? Несомненно, учитель царевича должен был быть большим знатоком пения, и потому его участие в работе по совершенствованию крюковой нотации не лишено оснований. Тогда возникает цепочка: певчий дьяк Лука Иванов (1638) - дьякон церкви Николы Явленного - поп в той же церкви. Отсюда предполагаемая дата работы группы знатоков: после 1638 и до 1645, года смерти царя Михаила.

Обратимся теперь к личности Памвы, игумена Павлова-Обнорского монастыря. В книге П. М. Строева "Списки иерархов и настоятелей монастырей российской церкви" (Спб., 1877) с таким именем в Павловом монастыре числятся два игумена: Памва в 1614-1616 годах и Памва в 1633-1649 годах. Предполагаем, что речь в "Сказании" идет о втором из них: это соответствует и годам деятельности Луки Иванова. Упомянем еще о нижегоодце Семене Баскакове - его переводы называет инок Евфросин в своем сочинении, о котором речь будет ниже, - это тоже вполне реальное лицо. К сожалению, у нас нет сведений об устюжанине Федоре Копыле и трех остальных - Григории Зепалове, Кирилле Гомулине и Льве Зубе; впрочем, по-видимому, последнему принадлежат произведения с названием "роспев Лвов"[19].

Итак, можно считать подтвержденным, что лица, перечисленные в "Сказании о зарембах", действительно работали над усовершенствованием крюковой нотации и создали свои переводы - варианты песнопений. Может быть, это и была так называемая первая комиссия, которая в "Извещении" Александра Мезенца столь неопределенно (и неоправданно?) отнесена к 1652 году?

Думается, что это вполне допустимое толкование сведений из "Сказания о зарембах" может заменить таковые о первой комиссии, описанной в "Извещении" Мезенца, работа же первых шести упоминаемых "Сказанием" знатоков-музыкантов "вписывается" в общий контекст культурных мероприятий того времени.

Музыкально-теоретическая мысль в традиционной области знаменного пения развивалась, результаты не замедлили сказаться. На сей раз они подтверждаются архивными данными, которые более ста лет тому назад стали извлекаться из подлинных документов и продолжают исследоваться до сих пор. Речь идет о второй комиссии по исправлению певческих книг, работавшей в Москве под руководством Александра Мезенца и создавшей труд, названный "Извещение о согласнейших пометах". Работы комиссии и ее "Извещение" получили в нашей литературе разностороннее освещение в исследованиях Смоленского, Бражникова, Келдыша. Последний в этом ряду труд Н.П.Парфентьева блестяще показывает последовательность участия разных членов второй комиссии и этим исчерпывает запутанную проблему[20].

О 2-й комиссии в предисловии "Извещения" говорится без указания года, но временем ее работы принято считать 1668 год[21]. Обстоятельства, вызвавшие необходимость образования комиссии, прежние: "во всех градех и селех учинилося велие разгласие, что и во единой церкви не токмо трием, или многим, но и двема пети стало согласно невозможно" (с. 2). Д. В. Разумовский опубликовал по архивным документам имена членов комиссии, включавшей шесть человек, и факсимиле их расписок в получении вознаграждения. Это были: Александр Печерский, старец Чудова монастыря; Александр Мезенец, старец Саввина-Звенигородского монастыря; Федор Константинов, патриарший певчий дьяк; Кондратий Илларионов, дьякон из Ярославля; Григорий Нос, церковный дьячок; Фаддей Никитин, церковный дьячок из Усолья[22].

Созыв комиссии был поручен Павлу, митрополиту Сарскому и Подонскому[23]. По отзывам исследователей, это был человек ученый, знал греческий язык, руководил работами Епифания Славинецкого и других киевлян, трудившихся над переводом текстов отцов церкви. Его мирское имя Петр, в 1648-1662 годах он служил в Сретенском соборе в Кремле в сане протопопа[24], где позднее служил дьячок (а потом дьякон) Иоанникий Трофимович Коренев, автор замечательного полемического труда "Мусикия", о котором будет сказано особо. Павлу приписывается крюковая (?) грамматика, как это видно из описания следующей рукописи:

"Рукопись полууставная конца XVII века на 58 листах (в средине нескольких недостает), содержит сводную Грамматику крюковых нот с церковными. Сочинитель первой, как известно, был Павел митр[ополит] Сарский и Подонский; а кто приложил к ней церковные ноты, неизвестно. Из Предмовы (предисловия) до читальника, заключения и 34-х силлабических стихов видно, что составитель "сего свода был малоросс"[25]. Насколько справедливо считать автором грамматики Павла - сказать трудно, однако его музыкальные познания, видимо, были достаточны, чтобы пригласить в комиссию авторитетных музыкантов - знатоков знаменного пения.

Об Александре Печерском нам известно только как о справщике (редакторе) Печатного Двора[26]. Александр Мезенец - Александр Иванович Стремоухов, по происхождению украинец (из "Черкас", иноземец), родом из Новгорода Северского, прозвище Мезенец получил в среде певцов-клирошан. Об этом узнаем из стихотворного посвящения, опубликованного С. В. Смоленским:

Труждающийся в сем деле монах Александр
В праворечном же пении издатель властен.
Руководительством Черкас иноземец:
Клиросным прозванием случайный Мезенец.
Отца имущий Иоанна Малоросца:
Северских же стран прежде бывша Новгородца[27].

Мезенец был старцем (монахом) Саввина-Звенигородского монастыря. С. В. Смоленский разыскал нотную книгу Мезенца, подаренную им подьячему Павлу Черницыну[28]. В документах Саввина-Звенигородского монастыря за 1688 год имя Мезенца не значится[29].

Несомненно, Мезенец был большим знатоком и теоретиком знаменного пения. Из слов "клиросным прозванием" явствует, что он был певцом, может быть, и регентом хора. М. В. Бражников так характеризует Мезенца: "Это был музыкант самого высокого уровня, отлично знавший знаменный распев во всех его тонкостях, отлично понимавший его нужды и те препятствия, которые стояли на пути его развития"[30].

В число членов комиссии Мезенца входил патриарший певчий дьяк Федор Константинов, опытный певец и знаток знаменного распева. В нотной библиотеке царя Федора Алексеевича находились многочисленные ноты, переписанные Федором Константиновым[31]. Впоследствии (1699) он был крестовым дьяком и в 1700 году уволен.

Сведений о Кондратии Иларионове и Григории Носе (по совпадению прозвища - Hoc - можно предположить родство его с распевщиком Иваном Носом) у нас нет, но Фаддей Никитин, дьячок из Усолья, в 1676 году (а может быть, и раньше) вошел в штат государевых певчих дьяков первоначально как певец, а потом как писец, и получал жалованье до 1681 года, когда, возможно, умер[32].

Так отчетливо выявляется, что задачей комиссии Мезенца было исправление пения "на речь"; после того, как комиссией были установлены приемы изменений, практическая работа поручалась опытным переписчикам, среди которых был и Фаддей Никитин. На протяжении последних десятилетий XVII века и начала XVIII в штате государевых певчих дьяков постоянно работали писцы, для них установилось наименование "писцы наречного пения",- процесс исправления (переписки) длился очень долго.

Содержание "Извещения" Мезенца совсем не имеет указаний на то, как исправлять "на речь". Весь его смысл заключается в уточнении крюковой нотописи, ее чтения. В конце концов, это своего рода учебник крюковой грамоты. Об этом, собственно, говорит и название: "Извещение о согласнейших пометах, во кратце изложенных (со изящным намерением) требующим учитися пения" (с. 2). Выражение "со изящным намерением" надо понимать как "с особым намерением" - именно в таком смысле в XVII веке иногда применялось слово "изящный" - особый[33]. 4 Высокую оценку труда Мезенца дал М. В. Бражников: "Присутствие в "Извещении" ценнейших исторических сведений[34], полемическая горячность изложения, яркость языка, глубокая убежденность в неоспоримых достоинствах знаменной нотации, знаменного распева в целом и, наконец, ярко выраженная общая патриотическая направленность труда - все это выдвигает "Извещение о согласнейших пометах" в ряд выдающихся памятников второй половины XVII века"[35]. Вместе с тем автор отмечает, что труд Мезенца в условиях набиравшего силу партесного стиля предъявляется "заранее обреченным на неудачу"[36], потому что оказался уже несвоевременным. Будущее было за многоголосием, пение монодийным изложением знаменных мелодий, тонкости знаменного интонирования перестали занимать умы слушателей и теоретиков, так как и сами знаменные мелодии получили гармоническую (многоголосную) форму в хоровой обработке. Почти одновременно с началом работы комиссии Мезенца в 1668 году прихожане московской церкви Иоанна Богослова обратились к находившимся в Москве восточным патриархам с вопросом: допустимо ли в церкви партесное пение? И получили одобрительный ответ[37]. Тем самым усовершенствование знаменного (монодийного) пения теряло актуальность, однако эта работа все-таки была проведена Мезенцем и его соратниками с энтузиазмом, достойным уважения.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] См.: ГБЛ, ф. 379, собр. Д. В. Разумовского, № 1 // Рукописные собрания Д. В. Разумовского и В. Ф. Одоевского и архив Д. В. Разумовского. М., 1960. С. 39.

[2] "Указ о подметках о согласных. Сие уложение к нашему учению к знаменному пению ноугородца Ивана Якимова сына, а прозвище Шайдура". Там же, № 15, л. 36-40 и другие рукописи.

[3] См.: Конотоп А. О "странных гласах" двознаменного музыкально-теоретического руководства конца XVII века // Проблемы истории и теории древнерусской музыки. Л., 1979.

[4] Выдержки из "Извещения" даются по изд.: Азбука знаменного пения старца Александра Мезенца (1668-го года) / Издал с объяснениями и примеч. Ст. Смоленский. Казань, 1888.

[5] Бражников М. Древнерусская теория музыки. Л" 1972. С. 328-368; История русской музыки. Т. 1. С. 211-214.

[6] В настоящее время Н. П. Парфентьев в статье "О деятельности комиссий по исправлению древнерусских певческих книг в XVII веке" (Археографический ежегодник за 1984 год. М., 1986. С. 128-139) суммировал материалы по данному вопросу, пополнив их из архивных источников, относящихся ко второй комиссии.

[7] В публикации "Извещения" по Казанской рукописи принята другая дата - 7163 (1655) год, вопреки прочим спискам "Извещения". Подробно об этом в указанной статье Н. П. Парфентьева. В "Истории русской музыки", т. 1 Ю. В. Келдыш указывает тоже 1655 год (с. 168).

[8] См.: ГБЛ, ф. 379, собр. Д. В. Разумовского, № 16, л. 147-164 об.

[9] Здесь в одной фразе говорится о двух явлениях: а) о "единогласном" пении, противопоставляемом "многогласию", то есть пению и чтению разных песнопений одновременно, которое запрещалось еще на Стоглавом соборе, но сохранялось в практике XVII века; б) о "наречном" пении, в котором изгонялись вне-смысловые вставки (аненайки) и хомония, с тем, чтобы текст песнопений соответствовал общепринятой речи и языку печатных книг.

[10] Шушерин И. Известие о рождении, воспитании, житии патриарха Никона. М., 1871. С. 14. Тут у автора несоответствие дат: на соборе 1649 года Никон участвовал как Новоспасский архимандрит, а не Новгородский митрополит.

[11] А. Н. А. Патриарх Иосиф // Чтения в Общ. истории и древностей российских. Год третий, № 4. М., 1847. С. 121 (то же несоответствие дат, что и у Шушерина). Какую крюковую грамматику имеет в виду автор - неизвестно, может быть "Извещение" Мезенца? Но оно написано значительно позже, в 60-х годах XVII века. А может быть, грамматику в рукописи XVII века, сведения о которой мы приводим далее.

[12] Парфентьев Н. Указ. статья. С. 133.

[13] ГИМ, Синод, собр., № 219, л. 345-360 об. "Зарембы" - зарубки, заметки; в данном контексте - пометы.

[14] Бражников М. Древнерусская теория музыки. С. 298.

[15] ГИМ, Синод, собр., № 219, л. 352 об. Называя Исаию Лукошко, автор не упоминает его мирского имени - Иван,- по-видимому, оно ему неизвестно или забылось.

[16] ГИМ, Синод, собр., № 219, л. 353-354.

[17] См.: Лукьянов В. Описание коллекции рукописей государственного архива Ярославской области XIV-XX веков. Ярославль, 1957.

[18] Демков М. История педагогии. М" 1891. Ч. 1. С. 214.

[19] См.: Парфентьев Н. Указ. соч. С. 132, примеч. 34.

[20] Там же. С. 133-139.

[21] Реферат Д. В. Разумовского на Археологическом съезде 1871 года в Москве. Впрочем, С. В. Смоленский называет 1667 год ("О древнерусских певческих нотациях". Спб., 1901. С. 35 // Памятники древней письменности и искусства. Вып. 145). Н. П. Парфентьев считает началом работы второй комиссии 1 января 1669 года, окончанием - 1 мая 1670 года и приводит по архивным записям размер оплаты труда "праворечного пения справщиков" - два алтына (шесть копеек) в день (указ. соч.).

[22] Разумовский Д. Богослужебное пение греко-российской церкви. Теория и практика церковного пения. М., 1886. С. 50-51.

[23] Титул "Сарский и Подонский" во многих документах XVII века ("Дворцовые разряды", т. III и другие) заменяется на "Крутицкий". Ансамбль зданий XVII века на Крутицах в Москве сохраняется доныне. Титул "митрополит Крутицкий и Коломенский" носят начальствующие лица в современной Московской патриархии, управляющие московской епархией.

[24] Извеков Н. Московские кремлевские дворцовые церкви и служащие при них лица в XVII веке. М., 1906. С. 120-121. В книге: Скворцов Г. Патриарх Адриан (Казань, 1913) указаны другие годы: 1648-1659. В 1659-1664 годы Павел был настоятелем Чудова монастыря, затем митрополитом Крутицким, .Умер 9 сентября 1675 года.-Русская историческая библиотека (РИБ). Л., 1927. Т. XXXIX.

[25] ЦГАДА, ф. 181. Моск. главн. архив Мин. иностр. дел, оп. 5, ч. II, № 455/923. Очевидно, эта рукопись фиксирует труд Тихона Макариевского, о котором ниже будет идти речь.

[26] Мансветов И. Как у нас правились церковные книги. М., 1883.

[27] Смоленский С. О древнерусских певческих нотациях. С. 35.

[28] В числе государевых певчих дьяков встречаем Федора Черницына, принятого в 1682 году с окладом в пять рублей. Не было ли родства между Павлом и Федором Черницыными?

[29] См.: Белокуров С. Материалы для русской истории. М., 1888. "Дело братии Саввина-Сторожевского монастыря".

[30] Бражников М. Древнерусская теория музыки. С. 330.

[31] См. каталог царской библиотеки, опубликованный в статье: Протопопов Вл. Нотная библиотека царя Федора Алексеевича // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1976. С. 129-131.

[32] Столбцы Оружейной палаты, № 17440, л. 16, ф. Оруж. палаты № 396, Окладная книга 254, л. 101 об., 17 апр. 188 (1680) года: "Государева жалованья ИЙрешного пения писцам Фадею Никитину, Потапу Максимову, Андрею Михайлову, Кирилу Никитину, Михаилу Иванову по двадцать рублей". В книге: ЛЦаюкое Н. Московские кремлевские дворцовые церкви (М., 1906. С. 191) приводится размер жалованья Ф. Никитину в 1681 году: 15 руб., корм 11 р. 40 к. и 2 р. за славление.

[33] Сошлемся на "Словарь русского языка XI-XVII веков", где приводится Следующий пример из рукописи 1684 года: "Изволите своим царского пресветлого Величества изящным повелением указати...". М., 1979. Вып. 6. С. 220. Ж

[34] Тут Бражников имеет в виду указания "Извещения" на работу комиссий по исправлению пения "на речь". К сожалению, они оказались весьма неточными.

[35] Бражников М. Древнерусская теория музыки. С. 365.

[36] Там же. С. 367.

[37] См.: Преображенский А. Из первых лет партесного пения в Москве // Музыкальный современник, 1915, № 3.