Рассмотрим теперь все эти виды церковной мелодии более подробно. Самым близким к знаменному распеву является распев киевский. О нем написано много, но нас интересует его отношение к знаменному распеву и вообще - его богослужебная сторона, литургическая "разумность".

По единогласному свидетельству историков, распев этот возник в юго-западной части России и вошел в употребление в XVII веке по инициативе патриарха Никона [2.31, 190]. Мелодическое родство киевского распева с распевом знаменным очевидно: его легко может заметить каждый, знающий знаменный распев. Более того, можно на слух определить (хотя и трудно в точности объяснить) отличие этих мелодий от мелодий новейших; здесь мы слышим строгую церковность, и идет это не только от диатонического устройства. Некоторые исследователи называют киевский распев "малорусским" или юго-западным вариантом знаменного распева [2.35, 17; 2.12, 433;Металлов В.М. Русская семиография М., 1912, с.40].

Полная (стихирная) мелодия 1-2 гласов киевского распева состоит из пяти мелодических строк. Строки эти представляют собой сокращенные варианты знаменных кокиз. Так, первая их них почти тождественна кокизе 4-го гласа, №48 (В местных напевах Владимирской и Псковской епархий строка эта звучит почти одинаково с первой строкой малого знаменного распева), вторая соответствует 40-й ("возмер"), третья - б8-й (в сокращении), четвертая - опять 40-й и пятая - почти полностью 91-й кокизе знаменного распева. В наши дни киевский распев живет в местных вариантах - напевах. В подлинном же, чистом виде он сохранился только в потных книгах синодального издания [2.12, 436].

Второй глас киевского распева очень близок к малому знаменному. Его первая строка почти созвучна начальной кокизе второго гласа большого знаменного распева ("опочинка"), вторая соответствует кокизе №2 ("вознос"), третья имеет мелодию кокизы №41, четвертая - №24 и пятая - снова №2 ("вознос"), только с окончанием на тон "ми" (в киевской мелодии 2-го гласа введен полумрак).

Мелодии третьего и седьмого гласов киевского распева звучат одинаково с мелодиями этих гласов малого знаменного распева. То же надо сказать и о четвертом гласе. Строки здесь следуют в том же порядке, а мелодия несколько изменена. Мелодия предпоследней (пятой) строки напоминает первую половину строки 12-й знаменного распева ("пастела" 12). Гласы пятый, шестой и восьмой киевского распева мало чем отличаются от гласов малого знаменного. Крюковая мелодия малого знаменного распева шестого гласа гораздо проще синодальной. Конечной строки седьмого гласа знаменного распева у Металлова нет вовсе, но в крюковых и синодальных книгах она фиксируется по малому знаменному распеву. Она имеется также и в киевском распеве.

Мелодии прокимнов киевского распева тоже имеют сходство с знаменными, но уже не такое близкое, как стихирные. Так, мелодия первого гласа здесь соответствует не "колыбельке" (мелодия 1-го гласа знаменного распева), а 72-й, в соединении с 29-й кокизой 2-го гласа, конечно, с большими изменениями. Мелодия прокимна 2-го гласа похожа на погласицу этого гласа, соединенную с 29-й кокизой. Мелодия третьего гласа знаменного распева здесь переведена в минор. В прочих гласах киевского распева мы слышим знаменную мелодию либо в украшенном, либо в измененном виде.

Однако, несмотря на явную, заметную даже на слух близость мелодий, киевский распев - уже не знаменный. По своему характеру мелодия его - живописующая, но не "икопописующая". Возникший в юго-западной Руси, киевский распев, как и другие южнославянские распевы, впитал в себя все национальные и климатические особенности юго-запада, почему и поддается гармонизации гораздо легче, чем знаменный распев. Он мягок, как украинская речь, и ароматичен, как благоухающая природа юга. Как и вся вообще западная музыка, он ласкает слух и нежит душу своими "живописными" мелодиями, то вселяя безмерную радость, то усыпляя земным сном. Да и все юго-западные мелодии, от напевов Киево-Печерской лавры до современных композиций, па них основанных, умиляют душу, но - умилением мира сего, далеким от того духовного умиления, которое дает мелодия знаменная. Знаменная мелодия питает душу, а не ласкает ее. И если дает некоторую духовную сладость, то назидательную, вселяющую мужество, крепость или трезвенную радость. Ей чужды колыбельные песни "счастливого детства", не знающего трудов и забот. Она не укачивает душу молящегося, как мелодия песнопения Блажен муж напева Киево-Печерской лавры.

Эмоциональная привлекательность киевского распева, исполнительское мастерство певцов-украинцев и активная "просветительская" деятельность в области церковного пения "ученых киевлян" со времени патриарха Никона - все это очень способствовало возвышению киевского распева на Руси и сделало его распевом, господствующим в Русской Православной Церкви. Ограниченное, упрощенное осмогласие киевского распева привилось у нас так быстро еще и потому, что оно было удобно для клиросного певца ХVIП-ХХ веков - полуграмотного псаломщика, "совершавшего клиросное дело более по необходимости, нежели по призванию" [2.35]. Влияние Запада на Киевский распев исследователи видят в его ритмичности и в повторении слов богослужебного текста. Повторение слов - самый существенный недостаток этого распева, потому что оно дало повод композиторам позднейших времен свободно обращаться с богослужебным текстом вообще. Злоупотребление в этой области дало всем известные печальные результаты. Увлекаясь музыкальной игрой, композиторы изуродовали текст так, что от него не осталось почти ничего для назидания, "...вся ми леть суть, но не вся назидают", - говорит апостол (I Кор. 10, 23). Всякая перестановка слов, не предусмотренная Уставом, должна рассматриваться, как искажение текста, особенно в тех случаях, когда это делается только в угоду музыке.